Боем живет истребитель   ::   Скоморохов Николай Михайлович

Сами заготавливали лес, строили жилые помещения, оборудовали летное поле.

В это время к нам редко и с большим опозданием поступали газеты, радио не было.

А слухов всевозможных – хоть отбавляй. Я потом не раз убеждался: где отсутствуют официальные источники информации – там властвуют слухи. Кем они распространяются – трудно сказать; только замечена одна общая особенность: слухи почти всегда тревожат людей, приводят их в уныние, а порой даже сеют панику.

Когда мы уже освобождали Украину, мне жители села Близнецы показали сохранившийся у них агитплакат первых дней войны, на котором была изображена старуха с выпученными от страха глазами, возбужденно шептавшая что-то на ухо другой такой же старухе. За их спинами виднелась лужа, в которой плавают детские кораблики.

Стихотворная подтекстовка высмеивала распространительницу слухов, выдающую эти кораблики за немецкие миноносцы.

Сейчас наивность такого плаката очевидна. Но жители рассказывали, что и такие формы агитации оказывали свое воздействие. Ведь фашисты не брезговали ничем. С помощью лазутчиков они распространяли такие слухи, над которыми иной раз можно только посмеяться. Но когда враг приближался, самый нелепый слух был способен деморализовать человека.

А теперь представьте наше состояние, когда пополз зловещий слух: «Немец прет, вот-вот Москву возьмет!» Мы знали, что уже идут бои на окраине Ростова. Ну как тут не встревожишься?

Мы – к инструкторам. Они утверждают: под Москвой фашист сломает зубы. Но толком никто ничего не знает…

Мы работали, строили, а у нас все валилось из рук, и ничего нельзя было поделать. Вот тот случай, когда отсутствие информации угнетает волю, лишает душевного равновесия.

Из состояния уныния были выведены самым неожиданным образом: к нам на аэродром примчался весь взмокший, но с сияющим лицом местный почтальон Рахим. Он, как правило, появлялся, когда узнавал что-то новое. На этот раз в его руках, как флаг, развевалась газета.

– Сталин, Сталин выступил на параде! – радостно кричал он, произнося слова с восточным акцентом.

– Какой парад? Что? Где?

– Смотри, дорогой, вот фотография…

Никогда еще нам не были так дороги газетные строки. Мы с жадностью читали и перечитывали их, стараясь запомнить каждую фразу, каждое слово.

7 ноября в Москве состоялся парад.

С трибуны Мавзолея выступил Сталин.

Все как до войны.

Но… фашистские орды стояли у стен Москвы.

Газета произвела чудо: раз был парад, раз выступал Сталин, войска с Красной площади пошли на фронт – враг будет разбит!

Мы все словно очнулись, за несколько минут стали совсем другими. Все плохое теперь исключалось.

С нами радовался и Рахим. Торжествовал потому, что он, как и мы томился и страдал от неизвестности. И не только он – все его односельчане. Судьба Москвы была всем дорога.

…И вот наш полевой аэродром готов. Первыми «опробовали» его летчики-инструкторы. А мы тем временем изучали район полетов, который существенно отличался от прежних своим горным рельефом и незнакомыми названиями населенных пунктов и рек.

Вскоре начали летать и курсанты. Когда инструкторы убедились, что наши летные навыки восстановлены, сами стали отрабатывать ночные посадки и взлеты. Некоторым из нас, в том числе и мне, «крупно» повезло – нас брали пассажирами. На этом, собственно, и завершилась наша «ночная» подготовка, но позже и она пригодилась.

Ушел от нас комэск Друзь. Его сменил отличнейший командир Сергей Сергеевич Левашов. Он оставил о себе у всех нас исключительную память своей человечностью, заботливой требовательностью, пониманием людей, горячим участием в их судьбе.

С уходом старого комэска мне стало легче жить. Попадало мне от него часто, но не всегда заслуженно.