Борис Житков   ::   Чуковская Лидия Корнеевна

Здесь обсуждались последние книжки столичных журналов, звучали рояль и скрипка; здесь, в кабинете отца, стоял телескоп - маленький, но настоящий, в который можно было разглядеть кольца Сатурна. Дети жили среди книг и нотных тетрадей, среди разговоров о математике, физике, музыке, Толстом, Менделееве, Моцарте. В столе у матери Житкова бережно хранились yотные тетради с собственноручными пометками Антона Рубинштейна - в юности Татьяна Павловна у него училась. Борис Житков с детства играл на скрипке, знал наизусть стихи - сцены из "Горя от ума", главы из "Евгения Онегина", поэмы и стихотворения Лермонтова... Но было у этого дома еще свойство, органически присущее ему и сильно сказавшееся на всем жизненном и литературном пути Житкова: эта семья, как многие передовые русские интеллигентные семьи, жила не в отрыве от народа, а в тесном общении с ним. Преподавая математику в новгородской учительской семинарии, Степан Васильевич в стенах училища не замыкался - он устраивал в селах библиотеки, причем так искусно подбирал сочинения, что они пробуждали в читателях критическую революционную мысль. В Одессе, поступив на службу в "Русское общество пароходства и торговли", Степан Васильевич подружился с мелким портовым людом. У Житковых за гостеприимным столом собирались портовые служащие и моряки: кто приходил искать совета, кто просто отвести душу и посетовать на притеснения начальства, кто попросить, не помогут ли сыну или дочери подготовиться в гимназию. Мать и отец Житкова и его старшие сестры охотно занимались с ребятишками. В те годы, когда семья жила в Новгороде, на лето переезжали в деревню; Борис и его сестры вместе с деревенскими детьми пасли овец, ездили в ночное... А в Одессе, в порту, они гребли и учились плавать вместе с детьми моряков.

В Новгороде в доме Житковых подолгу живали политические ссыльные. Среди закадычных друзей Степана Васильевича был человек, увозивший Софью Перовскую на извозчике после покушения на царя. Принимать ссыльных, пока они не приискали себе работы и крова, сделалось такой прочно установившейся традицией семьи, что отец и мать, возвращаясь под вечер домой, иногда заставали в столовой за чаем незнакомого им человека: кухарка и нянька, зная, что хозяева будут рады, сами радушно принимали очередного гостя. Когда семья перебралась в Одессу и молодежь подросла, семья еще теснее сблизилась с революционным подпольем.

Борис Житков с детства привык работать, действовать, думать вместе с людьми труда. Его занимало всякое умение, мастерство - плотничье, столярное, охотничье; оно внушало ему творческую зависть к мастеру, страстное желание научиться тому, что делали другие, и непременно всех превзойти. В отрочестве и юности он был отличным гребцом, охотником, столяром, пловцом, дрессировщиком животных. С детства был он особенно чуток к устному и литературному слову - к живой народной речи, к песне, сказке, стиху - и сам славился, как искусный рассказчик, поражавший гимназистов и портовых ребятишек необыкновенными историями о подвигах капитанов и подпольщиков. В этой ранней чуткости к слову сказалась его природа художника. Но профессиональным писателем он сделался лишь после того, как объездил весь мир, поработал бок о бок с людьми труда на кораблях и заводах и испытал свои силы во множестве разных профессий.

С детства Бориса Житкова влекло к себе море. Можно сказать, что любовь к морю, к труду на море, была у него в крови. "Три брата отца, - пишет В. С. Арнольд, сестра Бориса Житкова, - плавали на военных кораблях (два из них - севастопольские герои); все трое умерли адмиралами в отставке; четвертый - морской инженер - строил маяки на Черном море; пятый утонул молодым во время учебного кругосветного плавания".