Царская Россия во время мировой войны   ::   Палеолог Морис Жорж

об обеде у крупного петроградского промышленника Богданова, где присутствовали члены императорской фамилии во главе с великим князем Гавриилом Константиновичем, а также гвардейские офицеры, члены Государственного совета (верхней палаты Думы) и большая группа фабрикантов с Путиловым во главе, вырисовывается сценарий «тихого» государственного переворота: созвать всех членов императорской фамилии, лидеров партий Государственного совета и Государственной думы, а также представителей дворянства и армии и торжественно объявить императора слабоумным, непригодным для лежащей на нем задачи, неспособным дальше царствовать и объявить царем наследника под регентством одного из великих князей. В одном из вариантов этого сценария фигурировал и проект ссылки царицы и всей ее распутинской камарильи за Урал, в Сибирь.

Как показал дальнейший ход событий в первые дни Февраля, именно по этому сценарию, явно поддержанному послами Антанты, и развивались события. Николай II отрекся от престола лишь после того, как понял, что не получит поддержки от командующих фронтами действующей армии. Русские самодержцы всегда хорошо понимали на примере Елизаветы I, Екатерины II и особенно Павла I, что значит лишиться поддержки членов своей фамилии, гвардии и армии.

Осечка вышла лишь с регентством. Главный претендент — великий князь Дмитрий, инициатор и участник убийства Распутина, — в последний момент отказался временно принять корону, его примеру последовал брат царя Михаил, и «отцам-основателям» Февраля волей-неволей пришлось провозглашать Российскую империю республикой.

В связи с возросшим в годы перестройки интересом к Февральской революции по-новому читаются три последние главы второй части мемуаров М. Палеолога, рассказывающие о трех первых месяцах этой революции (март — май 1917 г.).

Наш читатель со школьной скамьи вспоминает историю Великого Февраля по стихам В. В. Маяковского: «Которые тут временные, слазь. Кончилось ваше время…»

Палеолог рисует нам картины правления «временных» изнутри, убедительно, на фактах показывая весь трагизм положения этих людей (прежде всего П. Н. Милюкова), которые постепенно теряют рычаги управления и контроль над страной, понимая безнадежность своего положения и не будучи в состоянии противостоять этому, как им казалось, «злому року».

По второй книге мемуаров легко проследить, как лихорадочно мечутся послы Антанты: М. Палеолог по-прежнему делает ставку на П. Н. Милюкова, а вот его коллега Дж. Бьюкенен поступает вопреки английской традиции «не менять лошадей посредине брода» и делает ставку на А. Ф. Керенского как более «левого», связанного вдобавок с Петроградским советом.

Делегация французских социалистов (А. Тома, М. Кашен и др.) также склоняется в пользу «смены лошадей»: они не понимают главного, того, что уже давно понял М. Палеолог, — ни Милюков, ни Керенский, ни другие либеральные «радетели свободы» не были подготовлены к тому, чтобы управлять империей. Огромная власть свалилась на них, и они растерялись.

Характерны приводимые Палеологом малоизвестные самокритичные признания лидеров Февраля — кадета Василия Маклакова и «народного социалиста» премьера Александра Керенского. Обоих на третьем месяце революции не покидало изумление от столь быстрого и почти бескровного падения царского режима. «Вот почему ничего не было готово, — сокрушался Маклаков на обеде у посла 11 апреля 1917 г. — Я говорил вчера об этом с Максимом Горьким и Чхеидзе (лидером думской фракции меньшевиков и одним из руководителей Петросовета. — B.C.): они до сих пор еще не пришли в себя от неожиданности».