Чтобы жить   ::   Куманичкин Александр Сергеевич

Вот откуда все мои беды! Быстро исправляю ошибку, а в переговорном устройстве слышится:

- Такие ошибки даже дети не допускают. Тебе не на самолете летать - на телеге ездить. Зачем тебя, такого непутевого, только мать родила...

И так далее. До самой посадки. Когда мы сели, я вылез из своей кабины и поднялся к инструктору, который оставался в самолете (Ивану Петровичу предстояло лететь со следующим курсантом).

Докладываю, как положено:

- Товарищ инструктор, разрешите получить замечания!

По лицу Карпова, по его дрожащим губам понимаю, что ничего хорошего я сейчас не услышу. И хотя ошибка была плевая, и я давно уже летал самостоятельно, и контролировал Иван Петрович едва ли не один полет из десяти - "продраил" меня Карпов так, что настроение мое мгновенно скатилось к нулевой отметке. Не видать, думаю, мне сегодня самостоятельных полетов - отлетался. В глубине души я понимал, что инструктор прав, что чем требовательнее он к нам, тем ощутимее будут конкретные результаты, но... обидно было, страшно вспомнить.

Карпов, не обратив, казалось, никакого внимания на мои переживания, улетел в очередной контрольный полет. Минут через двадцать самолет приземлился. Иван Петрович вылез из кабины и подозвал меня к себе.

- Переживаешь?

- Угу...

- Правильно делаешь. За одного битого двух небитых дают. Вон стоит "семерка" - полетишь самостоятельно, выполнишь полет по всем правилам. Задание остается прежним. И запомни: за малейшую ошибку в дальнейшем - шкуру спущу! Летать ты можешь значительно лучше. А инструктором я тебя все же оставлю. Иди!

Я - опрометью к "семерке", одноместному истребителю. Прощен!

Надо сказать, что требовательность Ивана Петровича приносила свои плоды: курсанты его группы летали хорошо - он не прощал нам малейшей погрешности. Вот почему на резкость (а подчас и грубость) Карпова мы не обижались: понимали, что требовательность инструктора куда важнее его словечек, которые в общем-то в его устах звучали хоть и обидно, но не зло. Да и к тому же наш инструктор так исчерпывающе точно объяснял нам причины всех наших промахов, так толково показывал, как их следует устранять, что очень быстро мы привыкли к грубоватой манере Ивана Петрович/а изъясняться и научились правильно воспринимать каждый очередной его разнос.

Карпова мы любили и подражали ему во всем. Каждую тонкость летного дела знал Иван Петрович в совершенстве.

Проходим пикирование - сложный маневр пилотирования, требующий выдержки и точного расчета. Иван Петрович объясняет просто.

- Имейте в виду, если хотите жить, - самолет всегда дает осадку, при любом маневре. Чем круче пикирование, тем больше осадка. Учтите это, когда выводите самолет из пике при резком переводе его на вертикальные фигуры. А то и костей не соберете...

Потом я не раз вспоминал этот совет своего учителя. Сколько летчиков в безобидных, казалось бы, ситуациях, погибли, не сумев справиться с самолетом при выводе из пикирования.

Подходило время расставания с училищем. Мы мечтали о строевых частях. Каково же было мое разочарование, когда я узнал, что оставлен в училище инструктором вместе с другими курсантами моего звена - Иваном Смирновым, Михаилом Седовым, Алексеем Кондрашовым, Алексеем Скрипкиным, Алексеем Наследуховым, Николаем Девяткиным. Исполнил-таки Иван Петрович свое обещание. Но ничего не попишешь - надо подчиняться.

И не могли мы тогда знать, двадцатилетние лейтенанты, что боев нам не избежать, что через год-два все мы окажемся в действующей армии и что после войны в живых останется только двое из нас - Коля Девяткин и я.

Ничего этого, повторяю, я не мог знать в конце 1939-го, выходя из ленинской комнаты училища и завистливо поглядывая на своих однокурсников, уезжавших в дальние гарнизоны.