Дело, которому служишь   ::   Дырин Евгений Фотиевич

Они вместе учились в Вольской теоретической школе, которую все называли просто "теркой", вместе окончили совсем недавно Оренбургскую школу летчиков. В "терке" Полбин был старшиной роты, в летной школе - старшим группы курсантов. Котлову, как, впрочем, и некоторым другим, не раз доставалось от старшины за нарушение формы одежды.

Теперь они были на равных правах: оба получили звание летчиков-инструкторов, и даже назначение им дали на один аэродром.

Котлов застегнул шинель на все крючки, поправил шлем.

- Хороша форма у нас, верно, Иван? - сказал он. - Только твоя шинель, кажется, лучше пошита...

- Старшине полагается носить хорошо пригнанное обмундирование, - ответил Полбин, который действительно любил одеваться с иголочки. - А ты как меня узнал?

- По походке. Она у тебя, знаешь, пехотинская, а не летная. Можно подумать, что ты никогда унтов не таскал.

Взяв чемодан и сделав несколько шатав, Полбин за говорил раздумчиво:

- Что пехотинская - неудивительно. Ведь я как-никак год в Богунском стрелковом прослужил. Щорсовский еще полк. Знаешь, какая строевая там была!.. А ты сейчас спрашивал на станции, сколько до аэродрома?

- Да. Пять километров.

- Верно. А от нашего полустанка Выры до Ртищево-Каменки было семь. Я каждый день пешком на работу ходил - туда семь, обратно семь, всего четырнадцать. И лет мне было тоже четырнадцать... Так что походка еще рабочая...

- Кругом четырнадцать, - сказал Котлов. - А ты помнишь, какого числа твой отпуск кончается?

Полбин остановился. Он сразу понял, куда клонит товарищ, и, опустив чемодан, стал расстегивать шинель.

- Сейчас посмотрю по документам, Федя.

Сдвинув брови, стараясь сохранить серьезное выражение, он извлек из бумажника отпускной билет.

- Гляди, верно, а? Прибыть к месту службы четырнадцатого февраля сего тысяча девятьсот тридцать первого года...

Котлов присел на чемодан.

- А сегодня какое, товарищ старшина?

- Сегодня? - Полбин наморщил лоб, делая вид, что прикидывает в уме. - Я выехал из Ульяновска двадцать восьмого. Значит, сегодня первое...

- Так почему же вы нарушаете сроки предписания? Почему, я спрашиваю?

Котлов с надутыми щеками и выпученными глазами, над которыми топорщились густые брови, был очень смешон. Не выдержав, Полбин расхохотался и так хлопнул товарища по плечу, что тот едва не скатился с чемодана. Потом вынул из бумажника тщательно сложенный газетный лист и развернул его:

- Есть оправдание. Смотри. Приказ Реввоенсовета: "Считать с 25 января 1931 года Краснознаменные Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи шефом над Военно-Воздушными Силами..." - Он отвернулся от ветра, перехватившего ему дыхание и стал складывать газету. - А ты, кажется, знаешь: Полбин комсомолец с двадцать второго года.

- Не всякому выпало счастье рано родиться, - буркнул Котлов и, встав с чемодана, начал открывать его блестящие замки.

- Ты чего там достаешь? Метрику?

- Нет. У меня тоже есть этот номер "Комсомолки". Везу в свое оправдание...

- Не надо. Верю на слово!

Полбин крепко обхватил товарища. Федор рванулся, чемодан его, задетый ногой, опрокинулся и приоткрылся. Из него выпала пластмассовая мыльница, сапожная щетка, обернутая зеленой бархоткой, и какой-то сверток в газетной бумаге, должно быть полотенце. Секунду товарищи стояли друг против друга, готовые начать веселую возню.

- Будет, - первым сказал Полбин, отпустил Федора и осмотрелся.

Степь была попрежнему пустынна. Кое-где на дороге ветер крутил легкие жгутики поземки. Вдалеке, за живой изгородью зеленых елей, толчками поднимался белый дымок - это дышал паровоз.

- Пошли, - согласился Котлов. - А то как бы не довелось обоим предъявлять метрические выписки. Попадется начальство и потребует доказать, что мы вышли из детского возраста...