Дни моей жизни   ::   Хаггард Генри Райдер

Но мой голос, усиленный эхом, привел в движение песок, скопившийся наверху, и он посыпался через трещины каменной кладки с такой быстротой, что прижал меня к земле. В мгновение ока я понял, что через несколько секунд буду погребен. Собрав все свои силы, я сделал отчаянный рывок и в самый последний момент достиг желанного выхода. Друзья мои отошли от пещеры и не имели понятия о том, что со мной случилось.

Один из них, молодой человек по имени Броунригг, попал в еще большую беду. Мы с ним и еще одной нашей спутницей любовались второй пирамидой, как вдруг он объявил, что намерен взобраться по пирамиде до гранитной облицовки, которая еще покрывала футов сто до вершины.

Броунригг был блестящим спортсменом и не страдал головокружениями, а потому мы его не удерживали. Он полез вверх, а мы следили за ним, пока он не достиг облицовки. До этого так высоко поднимались всего восемь или девять белых людей – разумеется с помощью проводников. К нашему удивлению, Броунригг вдруг снял башмаки. А потом полез вверх по полированному граниту облицовки. Он полз от трещины к трещине и благополучно достиг вершины, где в честь своего восхождения исполнил нечто вроде военной пляски. Отдохнув, он начал спускаться.

С того места, где я стоял, – а оно находилось на несколько сот футов ниже вершины пирамиды – мне было видно, что он сначала спускался, как и следовало, лицом вперед, но потом почему-то повернулся к нам спиной, лицом к наклонной грани пирамиды. Тут я испугался. Вскоре я увидел, что, спустившись всего на тридцать-сорок футов, он стал нащупывать ногой в носке какую-нибудь щель. Но ему это никак не удавалось, и он подтянул ногу обратно – дотянуться до трещины он мог бы, только опустившись еще ниже. Он делал эти попытки еще дважды или трижды, а затем застыл на облицовке, раскинув руки, словно распятый.

Я в ужасе глядел на него: кроме нас троих, кругом никого не было. Но вдруг мимо меня промчался араб в белом одеянии. Это был шейх пирамид 47 . Не произнеся ни слова, он полез наверх с бешеной энергией напуганной кошки. Преодолев нижнюю, более легкую для подъема часть пирамиды, он достиг облицовки, которая также не представляла для него трудности, поскольку он знал наизусть, куда ставить пальцы ног, а головокружения боялся не больше, чем орел или горный козел. Вскоре он оказался прямо под Броунриггом и что-то сказал ему. Вслед за этим до нас донесся с высоты слабый голос.

– Если ты дотронешься до меня, я тебя сброшу вниз, – проговорил голос.

Да, распятый на этой страшной высоте, Броунригг в истинно британской манере грозился сбросить вниз своего спасителя.

Я зажмурился, а когда снова открыл глаза, то увидел, что шейх уже поставил стопу Броунригга в трещину, находившуюся чуть ниже. Я так и не узнал, как это ему удалось. Благодаря великодушию шейха головокружительный спуск закончился успешно. Через несколько минут очень бледный, дрожащий Броунригг, тяжело дыша, стоял на песке возле нас, араб же, обливаясь потом, прыгал вокруг и поносил его и нас на родном языке, пока мы его не утихомирили крупным бакшишем. Броунригг, который никогда еще не был так близок к смерти, рассказал мне потом, что произошло. Обычно он не боялся высоты, но, спускаясь лицом вперед, видел перед собой только триста футов пустого пространства, потому что толстая облицовка скрывала от него нижнюю грань части пирамиды. Он повернулся, однако почувствовал себя совершенно беспомощным – он не мог ни нащупать ногой точку опоры, ни подняться наверх. Если бы бдительный араб не заметил вовремя, что происходит, Броунригг через несколько минут сорвался бы и разбился бы вдребезги у наших ног. Когда я вспоминаю эту сцену, мороз продирает меня по коже.

Из Египта я отплыл, направляясь к Кипру, на старой посудине, где под моей койкой семейство крыс устроило себе гнездо.