Дни моей жизни   ::   Хаггард Генри Райдер

К счастью, я помнил кафрское прозвище м-ра Шепстона – Сомпсеу, Могучий Охотник. Оно известно здесь всем, а потому я сумел втолковать своему новому приятелю, что путешествую вместе с Могучим Охотником и что у нас четыре фургона. Кафр не видел их, но слыхал, что они находятся неподалеку. Полагаясь на свое чутье, он безошибочно взял направление на дорогу, от которой я удалился миль на пять. Выйдя на нее, он сумел при слабом свете звезд найти следы фургонов и, удостоверившись, что они действительно прошли здесь, решительно свернул в заросли. Мы продвигались по ужасающей местности, на которой любая лошадь, кроме моего пони басутской породы, переломала бы себе ноги.

Мы прошли так миль восемь, и я стал уже подозревать, что мой друг не выдержал холода (для местных жителей даже незначительное похолодание убийственно) и направляется в свой крааль. Однако, к моему изумлению, он снова вывел меня на дорогу, а затем и к фургонам. Приятно было опять увидеть их! Губернатора я нашел в большой тревоге.

Спустя два дня мы отправились в крааль Пагате. Это довольно могущественный вождь, которого мы поддерживаем. Ему подчиняется около пятнадцати тысяч человек. Крааль его – отличный образец ставки вождя племени. Расположен крааль на возвышенности, разделяющей две огромные долины. По дну одной из них течет река Муй. Нам открылся чудесный вид: в двух тысячах футов под нами простиралась равнина с прекрасными холмами, заросшими кустарником до самых вершин. Еще ниже протянулась серебряная лента реки. Мы, англичане, редко восхищаемся мирными пейзажами, нам подавай обязательно природу дикую, да еще величественную.

Крааль – очень любопытное селение. Оно занимает около десяти акров. Сначала идет внешняя ограда, защищающая хижины, а затем более крепкая, внутренняя, за которой в час опасности укрывают скот. Жилище вождя находится на самой вершине холма и тоже обнесено оградой.

Мы отправились в главную хижину и освежились кафрским пивом.

На следующее утро Пагате устроил в нашу честь военные пляски. Это одно из самых странных и диких зрелищ, какие мне приходилось видеть. В плясках участвовало не очень много народу, потому что за один день трудно собрать всех воинов, но все же человек пятьсот явилось.

Пляски происходили перед нашим лагерем. Сначала вышел вестник с плюмажем. Плечи и пояс его обвивали бычьи хвосты, правое колено украшал браслет из длинных белых волос, на голове кольцо с заткнутым за него пером журавля местной породы. В одной руке он держал большой белый щит из бычьей кожи, а в другой – ассегаи. Впрочем, их заменяли длинные палки, потому что пользоваться настоящими ассегаями в подобных случаях не положено.

Этого господина сопровождала маленькая старушенция, сновавшая взад и вперед и подвывавшая, как дикий зверь. Воин прославлял нараспев своего вождя:

«Пагате! Пагате идет! Пагате – сын… который… сын… который…» – и так далее – от поколения к поколению, пока их не набралось десятка два.

«Воины Пагате идут! Воины Пагате идут! Воины Пагате пьют кровь врагов, они умеют убивать! Фазаны, ради которых никогда не почешется другой фазан (т.е. умеющие сами за себя постоять)» – и так далее.

Затем он удалился. Появились воины. Они выступали поротно и пели нечто вроде торжественного гимна. Все были облачены в строгие, но в то же время причудливые боевые одеяния. Головы одних были украшены белыми перьями цапли, других – длинными черными перьями. Каждая рота имела командира и отличалась от другой формой щита. Воины построились полукругом. Их свирепый вид производил внушительное впечатление. Приближаясь, роты подхватывали воинственный гимн. Пели они удивительно ритмично. Никогда еще пение не действовало на меня так сильно.