Фантастика восьмидесятых - причины кризиса   ::   Переслегин Сергей

Но вернуться можно было за год, а лететь вперед предстояло почти четыре года, и никакой уверенности не было, что у Альфы есть планеты, что там можно достать воду. И дома ждали надежные врачи, а впереди были неизвестность и самостоятельность.

Три солнца, десятки планет, на какой-нибудь есть разум, на какой-нибудь умеют лечить лучевую болезнь, - убеждал Шорин.

Было решено возвратиться. Тридцатью двумя голосами против одного."

Кстати, обратите внимание на предложенный Г. Гуревичем способ решения спорных вопросов - голосование. То есть, если бы Шорину удалось собрать большинство, звездолет полетел бы дальше, и больные погибли. Причем, голосовавшие против продолжения экспедиции рисковали бы жизнью вопреки своему желанию. Гуманно для людей будущего... Впрочем, побережем иронию. Расследуя творчество Б. Лапина, мы убедимся, что мир Г. Гуревича действительно гуманен - по крайней мере, относительно.

Продолжим разбор "фантастической безграмотности". Наша следующая тема - логические ошибки.

Мир фантвстического произведения может быть сколь угодно сложным, невероятно далеким от нашей реальности. Он может даже оказаться нестабильным до иррациональности, правила превратятся в исключения, а исключения станут правилами. Порядок в созданную пером писателя вселенную вносит его воля через посредство законов логики.

Логик довольно много. Математическая, она же логика аристотеля. Диалектическая. Художественная, или логика образов. Психологическая. Зазеркальная логика Кэрролла. Сартровская. Наконец, детская.

К счастью, авторы паталогий не знают о таком богатстве возможностей. Они пытаются строить свои произведения лишь на основе обыднной логики. Нередко эти попытки оказываются безуспешными. Возникающие ошибки я делю на локальные и глобальные. Примером локальной ошибки может служить "Монополия на разум" М. Пухова. (2)

М. Пухов, выпускник МФТИ, специализируется на чистой научной фантастике. Во многих его рассказах главное - это научная загадка, которая, к сожалению, иногда оказывается не только весьма прозрачной, но и безграмотной.

Не все ошибки М. Пухова доступны для нашего анализа. Так, в первой главе упомянутой "Монополии..." Описана черная дыра, мало похожая на физический об'ект, предсказанный в 1916 году Шварцшильдом. Но доказать недостоверность научной информации, сообщаемой читателю М. Пуховым, я могу лишь приведя здесь большой отрывок из "Гравитации" Д. Уиллера, что, разумеется, неприемлимо. Если бы из "Монополии на разум" можно было взять хоть что-нибудь, кроме информации, безграмотность в столь сложном вопросе я бы простил.

Во второй части рассказа допущена другая ошибка - чисто логического типа. Автор изобрел машину времени, не нарушающую постулат причинности. Перемещаясь на неделю в прошлое, она одновременно на семь световых дней смещается в пространстве. Так что, вмешаться в свое прошлое нельзя.

А если все-таки можно? Давайте включим машину дважды. Поскольку в пространстве нет выделенных направлений, перемещения будут независимыми. Тогда суммарно машина меньше сместится в простанстве, нежели во времени (ведь сумма двух сторон треугольника всегда больше, чем третья сторона.), И оживут классические парадоксы хронофантастики.

Ошибка не очень прозрачна и вполне допустима для автора-гуманитария. Но со стороны бывшего физика она, на мой взгляд, означает глубокое неуважение к читателю. М. Пухов не удосужился сделать элементарную проверку пришедшей ему на ум фантастической идеи. Впрочем, возможно, пухов просто доверился французскому геологу Ф. Корсаку, который предложил данную модель машины времени лет на двадцать раньше. (См. Ф. Корсак. "Бегство земли".)

Значительно чаще, чем чистые логические ошибки, характерные для М.