Исповедь сталиниста   ::   Стаднюк Иван

И однажды, когда охотники выпивали и закусывали, я нечаянно подслушал их разговор, ужаснувший меня:

- Ругает нас областное начальство, что слабо ищем у себя врагов народа, - говорил секретарь, хрустя соленым огурцом. - Городнянский и Щорский районы обогнали нас... К концу месяца требуют арестовать еще хотя бы десяток человек.

- А куда помещать их? - послышался вопрос моего родственника. - Своей тюрьмы у нас нет, а городнянская битком набита.

- Решения "тройки", говорят, можно приводить в исполнение при перевозке из Тупичева в Городню.

- Способ известный: при "попытке к бегству". Но мне за плохую организацию охраны грозятся голову отсечь. Область уже знает о случае прошлой недели.

- Каком случае?

- Трое арестованных выпрыгнули в лесу из грузовика и пытались убежать... Сопровождающие милиционеры тут же уложили их...

- Кого именно?

Среди услышанных мной фамилий прозвучала и фамилия отца моего дружка Н. Фамилия звучная и редкая. Не называю ее по причинам, которые станут читателю ясны гораздо позже.

Памятной была та охота... Когда я вернулся домой, увидел в нашем дворе Н. Он помогал моей сестре колоть дрова. Набрав охапку дров, сестра скрылась в доме, а Н. таинственно спросил у меня:

- Пойдем сегодня в ночное на милицейские липы?

Что мне было ответить другу? Сказать правду - страшно. Чувствовал себя так, будто стал соучастником преступления, совершенного на лесной дороге между Тупичевом и Городней. И подленько увильнул от прямого ответа. Предложил пойти к Савелию Харченко (продавцу винной лавки) и выпить ликеру на полученный мной в районной газете маленький гонорар; мол, очень продрог на охоте. Пошли, выпили...

Не понимал я тогда, что даже слабая надежда есть хлеб несчастливца; как она ни обманчива, отнимать ее у человека одним рывком не следует... Направились мы прогуляться в сад, окружавший нашу школу, спели вдвоем "Ой наступала та чорна хмара", и потом я, с похолодевшим сердцем, сказал Н., что у него нет больше отца...

У меня не стало друга. Более того, я приобрел бескомпромиссного врага, не будучи перед ним лично повинным ни в чем.

3

А случилось недели через две вот что. Мы, группа старшеклассников парней и девчат, пошли в лес за черникой. Возвращались порознь из-за того, что разбрелись по Замглаю (так называется тот лес), да и потому, что Тупичев - село огромное, а дома наши были в разных его концах. Вместе с Н. шел я по узкой полевой.дорожке, юлившей сквозь обширное поле дозревавшей ржи. Друг мой был молчалив. На потемневшем его лице выпирали скулы. Я пытался развлечь Н. каким-то разговором и обронил нелепую фразу, смысл которой в том, что он доведет себя до полного истощения, если будет так переживать; отца, мол, все равно не вернешь.

- Не истощусь! Я сильнее тебя! - сказал мне Н. и будто в шутку предложил бороться.

Тут же, на полевой дороге, я дважды великодушно позволил Н. уложить себя на обе лопатки. Это вдохновило его, и он объявил новый вид соревнования - "припинание" к земле жгутами ржи: кто из нас сумеет освободиться от жгутов. Я не знал способа такой привязки и предложил начать опыт с меня. Мы зашли поглубже в рожь, где она была наиболее тучной, я улегся спиной на землю, а Н., собирая вокруг меня пучки ржи, не выдергивая их из земли, закручивал в перевясла. Привязывал ими мои раскинутые руки, затем ноги. Заподозрив неладное, я стал вырываться, но было уже поздно. Последний жгут Н. завязал у меня на горле...

- Недельки через две тебя дохлого подберут комбайнеры, - зло сказал Н. Сорвав с моей головы фуражку, он выдрал из нее подкладку и затолкал ее мне в рот. Затем ушел...

Все мои попытки высвободиться из жгутов были тщетны. Мне стало ясно, что гибель неминуема, если не произойдет чуда. И оно произошло. На рассвете я проснулся от ударивших по моему лицу крупных капель дождя. Небо полыхало молниями. Разразилась шквальная гроза, и с каждой ее минутой я чувствовал, как от напряжения моих мышц ослабевает цепкость корней ржи.