Испытание   ::   Носов Евгений Валентинович

Капитан какое-то время внимательно изучал Палантана, словно разглядывал художественное полотно, на котором очень искусно изображалось уродство. И хорошо исполнено, и чувствуешь отвращение...

- Разумеется, нет, - сказал он. - Хосе заставил машину считать бесконечность.

- Как это? - спросил лейтенантик. - Это же нонсенс.

Капитан, не глядя на него, сказал, что это просто более наглядный пример, рассчитанный на тюремщика. Палантану не понравилось, что о нем говорят как об отсутствующем, да еще и в неприличных выражениях. Но его вспышку предупредил капитан, сказав ему, что Хосе раньше Палантана было известно и о насильственной смерти жены, и о судьбах дочерей.

- И он знал?! - вскинулся лейтенантик. Капитан медленно повернул голову к нему.

- У меня брат, - тихо заговорил лейтенантик, отводя взгляд в сторону, брат пропал без вести в прошлом году. А... - Он покусал губу, подыскивая нужное слово. - А моя подруга умерла от истощения в карцере: ее ошибочно засудили, по ложному доносу. Я в то время служил в горах, так следователь по ее делу прилетал на вертолете за мной с ордером на арест. Я уже без погон и в наручниках садился в вертолет, да вовремя пилот получил радиограмму для следователя, что произошла ошибка. Ошибка...

- Так ты тоже не совсем благонадежный, - чему-то обрадовался Палантан. - То-то, смотрю, больно жалостливый. Всех, наверное, жалко?

- У меня никого нет, - глухо выговорил лейтенантик. - Я совсем один. Он судорожно провел рукой по волосам. Губы его задрожали, и он отвернул лицо к двери.

Капитан молча смотрел на него, и во взгляде, как заметил Палантан, не было осуждения. Не было и участия. Что-то очень жесткое, какую-то опустошенность усмотрел в нем старый тюремный психолог.

"Вот она, зараза, - подумал Палантан. - Бить надо всех, чтобы никто не мог ни о чем жалеть. Потому что жалость, она как насморк - прохватывает внезапно. Особенно слюнтяев. А потом переходит в хроническую форму надолго и навсегда".

Палантан с презрением смотрел на военных.

Хосе не мог идти сам. Палантан выволок его из комнатушки, нещадно обрывая потянувшиеся за Хосе провода. Вывел его на середину комнаты, утвердил рывком на ноги; держа руки настороже, убедился, что тот в состоянии удержаться на ногах. Отошел, по-хозяйски оценивающе оглядел его.

Хосе устоял. Его покачивало из стороны в сторону, но он держался, только время от времени вздрагивал, когда терял равновесие, заставлял себя выпрямиться. Он часто и тяжело дышал, жадно захватывая ртом воздух, словно после изнурительной работы. Морщился, когда вздрагивал, от ударов резкой боли в голове, по которой от стриженого затылка ко лбу тянулась белая лента пластыря, скрывающая надрез. На утомленном лице играла саркастическая ухмылка, и было заметно по дрожанию губ, с каким трудом приходилось Хосе удерживать ее на лице. И во всей его истощенной фигуре чувствовалась горделивость. Он торжествовал, что смог нанести хоть маленький, но удар по этой машине. Нет, не электронной - это всего лишь орудие, а по аппарату диктатуры хунты.

- Тут тебе полагается за "товарища", - сказал ему Палантан. - Ты же знаешь, я запретил это слово поминать в тюрьме. Так что не обессудь. - Он замахнулся.

- Палач, - хрипло выговорил лейтенантик.

Палантан удержал кулак на полпути и удивленно воззрился на лейтенантика.

- Смотри, как он заговорил, интеллигент вонючий. Меня, Палантана, палачом назвал. Ха!.. Да, я палач, - весело осклабившись, подтвердил Палантан. - Это моя работа - говорить "пали". Можно сказать, призвание. Профессиональный долг. Так, кажется, принято говорить?.. - Улыбка сошла с его лица. - Я злой от рождения, потому и оказался здесь. Мое место в тюрьме, неважно в какой роли. А вот ты, капитан, и ты, черномазый, что вы тут делаете?! Какого черта вы влезли в мои дела? В мои! - рявкнул он.