Я научилась просто, мудро жить   ::   Ахматова Анна Андреевна

Спутник песенкой упрямо

Сердце бередил.

Помню древние ворота

И конец пути —

Там со мною шедший кто-то

Мне сказал: «Прости…»

Медный крестик дал мне в руки,

Словно брат родной…

И я всюду слышу звуки

Песенки степной.

Ах, я дома как не дома —

Плачу и грущу.

Отзовись, мой незнакомый,

Я тебя ищу!

Март 1913



ВЕЧЕРОМ



Звенела музыка в саду

Таким невыразимым горем.

Свежо и остро пахли морем

На блюде устрицы во льду.

Он мне сказал: «Я верный друг!»

И моего коснулся платья.

Как не похожи на объятья

Прикосновенья этих рук.

Так гладят кошек или птиц,

Так на наездниц смотрят стройных…

Лишь смех в глазах его спокойных

Под легким золотом ресниц.

А скорбных скрипок голоса

Поют за стелющимся дымом:

«Благослови же небеса —

Ты первый раз одна с любимым».

Март 1913



ПРОГУЛКА



Перо задело о верх экипажа.

Я поглядела в глаза его.

Томилось сердце, не зная даже

Причины горя своего.

Безветрен вечер и грустью скован

Под сводом облачных небес,

И словно тушью нарисован

В альбоме старом Булонский лес.

Бензина запах и сирени,

Насторожившийся покой…

Он снова тронул мои колени

Почти не дрогнувшей рукой.

Май 1913



* * *



Ты пришел меня утешить, милый,

Самый нежный, самый кроткий…

От подушки приподняться нету силы,

А на окнах частые решетки.

Мертвой, думал, ты меня застанешь,

И принес веночек неискусный.

Как улыбкой сердце больно ранишь,

Ласковый, насмешливый и грустный.

Что теперь мне смертное томленье!

Если ты еще со мной побудешь,

Я у Бога вымолю прощенье

И тебе, и всем, кого ты любишь.

Май 1913, Петербург, Крестовский остров



ГОЛОС ПАМЯТИ



О. А. Глебовой-Судейкиной

Что ты видишь, тускло на стену смотря,

В час, когда на небе поздняя заря?

Чайку ли на синей скатерти воды,

Или флорентийские сады?

Или парк огромный Царского Села,

Где тебе тревога путь пересекла?

Иль того ты видишь у своих колен,

Кто для белой смерти твой покинул плен?

Нет, я вижу стену только – и на ней

Отсветы небесных гаснущих огней.

18 июня 1913, Слепнево



* * *



Ничего не скажу, ничего не открою.

Буду молча смотреть, наклонившись, в окно.

Как-то раз и меня повели к аналою,

С кем – не знаю. Но помню – давно…

Из окна моего вижу красные трубы,

А над трубами легкий клубящийся дым.

Но глаза я закрою. И нежные губы

Прикоснулись к ресницам моим.

То не сон, утешитель тревоги влюбленной,

И не тихий привет ветерка…

Это – ранивший душу взглянул напряженно,

Так ли рана, как прежде, ярка.

<Июль> 1913

1912 год, начавшийся совместным путешествием в Италию и кончившийся рождением сына (друзья тут же перекрестили его в «гумильвенка»), был последним годом относительно надежного семейного союза двух поэтов. Весной 1913 года Николай Степанович вновь укатил в Африку, и не один, а вместе с племянником, Колей-младшим, сыном своей старшей сводной сестры Александры Степановны Сверчковой. Анна Андреевна, разбирая по просьбе свекрови, затеявшей большую уборку, бумаги и вещи в комнате мужа, обнаружила на его письменном столе увесистую пачку женских писем. Достаточно красноречивых. А вскоре узнала, что отправительница любовных посланий, Ольга Николаевна Высотская, ждет от Гумилева ребенка.

Открытка, посланная Н. Гумилевым О. Н. Высотской из Порт-Саида,с сонетом Гумилева.



К лету 1913 года Ахматова уже вполне отдавала себе отчет в том, что их брак вовсе не похож на идиллический союз «Дафниса и Хлои», как писал когда-то Гумилев. Она выходила замуж за верного рыцаря, который не мог без нее. Оказалось, однако, что верность милый друг Коля понимает вовсе не так старомодно, как она.