Как я боялась генералов   ::   Чудакова Валентина Васильевна

А генерал еще пуще:

- Я вам такого "чижика-пыжика" покажу! Ишь, они в дочки-папеньки играют. Кто нарушил приказ? В тыл! Немедленно.

И уехал.

Плачу я и однополчан корю: "Так-то вы меня любите! Как дошло до беды, и заступиться некому..." А те жалеют, по головке гладят, денег для меня вскладчину целую кучу накидали.

Сразу меня не отправили, видно, из жалости, а вскоре попали мы в окружение... Так и осталась я в полку. И в самом деле подросла - на целых два сантиметра!

После выхода из окружения и небольшой передышки нашу дивизию бросили подо Ржев. Как раз на юге началась Сталинградская битва. Почти тогда же войска Калининского фронта перешли в наступление по всему Ржевско-Вяземскому плацдарму.

Задача была - помочь Сталинграду: связать здесь как можно больше вражеских дивизий, чтобы Гитлер не перебросил их на Юг. Полки нашей дивизии дрались, как никогда, - я еще такой ярости не видела.

...Пулемет кипел, как самовар: в ребристом кожухе клокотал кипяток, из пароотводной трубки воронкой хлестал горячий пар. Стрелять было бесполезно: раскалившись, ствол изрыгает не пули, а сгустки расплавленного свинца.

За пулеметом лежал комсорг полка Дима Яковлев. Рядом я - он позвал на помощь. Последний пулеметчик из расчета сержант Терехов скорчился тут же в окопе, головой на моей санитарной сумке. Редкими и жадными глотками он хватал воздух, в горле его хрипело.

Глазами я указала комсоргу на раненого. Метрах в ста за нашей спиной проходил узкий овраг с почти отвесными стенами, там, в относительной безопасности, находились передовые санитарные посты. Дима понял меня без слов, согласно кивнул головой в надвинутой по самые брови каске, но сказал:

- Сначала воды. Надо охладить кожух, пока тихо.

И верно, стало вдруг удивительно тихо. А я-то подумала, что это у меня от воя и грохота уши заложило.

Из лужи, не просохшей после вчерашнего дождя, в двух касках - своей и тереховской - принесла мутную жижу и усомнилась, можно ли такое заливать в кожух.

- Лей сверху! - приказал комсорг.

Я плеснула. "Максим" зашипел, окутавшись паром. Над позицией взвилось клинообразное облачко. По нему, как по ориентиру, ударил вражеский миномет. Нас прижало огнем к земле. А когда я подняла голову, то увидела, как кровь заливает голубые глаза комсорга. Ранка на его макушке оказалась небольшой. Он отфыркивался, и все торопил с перевязкой, и все рвался к пулемету. Так и не дал как следует забинтовать. Попытался поверх бинта надеть каску, но, охнув, отшвырнул ее прочь. Он напился из моей фляги, вставил в приемник новую ленту.

Впереди послышался какой-то неясный шум. И вдруг явственно и очень громко: "Хайль Гитлер! Зиг хайль..."

- Дима, что это? Мне страшно...

- Ерунда. Радиоустановки. На машинах. Похоже, будет "психическая" атака. Начну стрелять, ленту ровнее подавай.

Они возникли из сизого дыма, точно из-под земли: развернутым строем, тремя плотными шеренгами, и, держа равнение, как на параде, двинулись в сторону наших позиций.

Одного роста, одной стати, одной масти - как на подбор. Светловолосые, чубатые. Без головных уборов. С засученными по локоть рукавами, с автоматами у животов. Ноги в широченных голенищах, как в ведрах...

Странная, почти невыносимая тишина была накалена до предела. Холодные мурашки противно щекотали мою спину. Непонятное стало понятным, то есть незримое - видимым, но все равно - непостижимым. Жуткая картина: люди молодые парни - лезут на пулеметы! На явную смерть. На чужой земле. Во имя чего?.. Кто они, эти смертники? Головорезы-убийцы? Фанатичные фашисты? Сумасшедшие? Штрафные? Пьяные?

Все ближе. Совсем близко. Вот-вот захлестнут наши редкие цепи.

Почему-то никто не стрелял - ни они, ни наши.