Как возник Владетель Баллантрэ   ::   Стивенсон Роберт Луис

И вот тогда-то, нащупывая фабулу и характеры будущих персонажей, я обнаружил, что они уже существуют и девять лет хранятся в моей памяти. Все тут было, все отыскалось в нужный час, что хранилось про запас целых девять лет. Ну может ли быть более убедительное подтверждение правила Горация? Ведь, думая совсем о другом, я нашел решение или, как принято выражаться на театре, сцену под занавес, что была замыслена давным-давно на вересковой пустоши меж Питлохри и Стратхардлом, среди шотландских гор, под шум дождя, в запахе вереска и болотных трав, под влиянием переписки и воспоминаний Этолов о судье. Так давно все это произошло, так далеко было сейчас от меня, что мне понадобилось сначала вспомнить лица обитателей деррисдирского поместья и их трагическую вражду.

Теперь действие моей повести раскинулось достаточно широко: оно включило в себя Шотландию, Индию, Америку. Но Индию я знал лишь по книгам и никогда не был знаком ни с одним индусом, если не считать некоего парса, который состоял членом моего лондонского клуба и, по всей видимости, был столь же цивилизован и столь же мало походил на выходца с Востока, как и я сам. Таким образом, было совершенно ясно, что индийской земли мне следует едва коснуться волшебно легкою стопой и тут же ее покинуть; вот почему я надумал поведать всю историю устами кавалера Бэрка. Поначалу я намеревался сделать его шотландцем, но потом меня обуял страх, что он окажется всего лишь жалкой тенью моего же Алена Брека. Однако же в скором времени мне пришло на ум, что по своему характеру мой Владетель вполне мог бы завести дружбу с ирландцами из армии Претендента, а изгнанник-ирландец вполне мог оказаться в Индии вместе со своим злосчастным соотечественником Лалли. Итак, я положил ему быть ирландцем, но тут внезапно обнаружил, что на пути моем возникла неодолимая преграда — тень Барри Линдона. Человек, щепетильный в вопросах нравственности (если воспользоваться выражением лорда Фоппингтона), не мог бы приятельствовать с моим Владетелем, а по первоначальному замыслу, возникшему еще когда-то в Шотландии, этот приятель был куда худшим злодеем, чем старший сын, с которым, как я тогда предполагал, он посетит Шотландию; ну, а если я сделаю его ирландцем, ирландцем весьма дурного нрава и поведения, и события, о которых идет речь, разыгрываются в середине восемнадцатого века, как же мне тогда обойти Барри Линдона? Этот негодяй осаждал меня, предлагая свои услуги; он представлял превосходные рекомендации, доказывал, что как нельзя лучше подходит для моей будущей повести; он, а быть может, и моя дурная натура нашептывали мне, что нет ничего легче, как прикрыть его устаревшую ливрею кружевами, пуговицами и позументами, и тогда сам Теккерей навряд ли его признает. Но тут неожиданно мне пришел на память молодой ирландец, с которым мы одно время состояли в дружбе и унылыми осенними вечерами, беседуя, прогуливались по пустынному берегу моря. То был юноша с чрезвычайно наивными понятиями о нравственности, вернее, понятия эти почти полностью у него отсутствовали; он легко поддавался любому влиянию и был рабом собственных легко меняющихся пристрастий. И если я предоставлю этому юноше роль наемника, я думаю, он справится с нею не хуже мистера Линдона и, вместо того чтобы вступать в соперничество с Владетелем, внесет хотя и небольшое, но заметное разнообразие. Не знаю, удался ли он мне, могу лишь сказать, что рассуждения его о предметах нравственности всегда чрезвычайно меня занимали. Но, признаюсь, я был удивлен, узнавши, что некоторым критикам он все равно напоминает Барри Линдона…