Капитан Старчак (Год жизни парашютиста-разведчика)   ::   Лемберик Исай Михайлович

Для себя же сделал заметку: узнать окольным путем про этот злополучный тысячный прыжок.

Случай - добрый помощник изобретателей и журналистов - пришел на выручку.

Отыскался человек, который перед войной был как говорится, правой рукой Старчака. Это - укладчик парашютов Иван Андреевич Бедрин.

На этот раз зрительная память не подвела меня. В начальнике планового отдела одного подмосковного завода я узнал того самого десантника, который когда-то вел меня с завязанными глазами в землянку к Старчаку.

Бедрин и рассказал мне о тысячном прыжке Старчака.

Дело было, как уже сказано, двадцать первого июня, в субботу.

Всю неделю капитан проводил сборы инструкторов парашютной подготовки. Сборы уже заканчивались, и Старчаку оставалось совершить показательный прыжок с новым парашютом, сконструированным инженером Мироновым. Выпрыгнуть надо было с самолета, идущего на особенно большой скорости.

Самолет - над аэродромом. Люди, сидящие на траве, видят/как от машины отделяется точка.

Проходит несколько секунд - и в небе возникает круглое белое облачко... Нет, это не облачко, это - купол парашюта, больше сорока квадратных метров белоснежного шелка.

Бедрин, запрокинув голову и придерживая пилотку, любуется Старчаком, ловко управляющим парашютом. Шелковый купол, повинуясь человеку, перебирающему стропы, то принимает форму огромного зонта, то вытягивается...

Но что это? Почему ноги Старчака заносит куда-то в сторону? Как же он приземлится?

Старчак опустился на противоположной стороне поля и, пока Бедрин и другие инструкторы добежали, успел погасить купол.

- Что случилось? - спросил, задыхаясь после быстрого бега, Бедрин, видя, что капитан не встает с земли.

- Видно, нога подвернулась, - морщась от боли, ответил командир.

Подпрыгивая и громыхая на выбоинах, подъехал небольшой темно-зеленый автобус с красными крестами на стеклах.

Капитана положили на носилки.

- Предупредите жену, - сказал он. - Поделикатнее...

Бедрин стал собирать парашют и увидел, что круговая лямка подвесной системы порвана. Вот почему Старчак так неловко приземлился: он одной рукой держался за свободный конец лямки... А если бы ему не удалось поймать этот конец?

Все были взволнованы, но больше всех, пожалуй, Бедрин: парашют для Старчака укладывал он, а что может быть страшнее мысли: по твоей вине чуть не погиб товарищ.

2

В палате, куда поместили Старчака, все три койки были свободны, и он выбрал ту, что у самого окна. Лег, положив ногу в лубке на кроватную дужку, укрылся с головой простыней, попытался заснуть.

Сон не приходил. Мысли неотвязно вились вокруг сегодняшних событий. И наконец со всей остротой осознал он, что сегодня, всего несколько часов назад, едва не разбился...

К вечеру, когда боль немного утихла, захотелось есть: как-никак без обеда остался.

Санитарка, которую он позвал, сказала, что придется потерпеть до ужина.

Попросил свежую газету - тоже отказ: почта еще не пришла.

Старчака разбудил тихий шелест: ветер перелистывал на подоконнике раскрытую книгу. Так бывает. Стреляй над ухом из пушки - не услышишь, а принесет утром почтальон газету и зашуршит, запихивая ее в ящик, - сразу проснешься.

Старчак включил лампу, стоявшую на тумбочке, и взял книгу.

Книга была о войне. Но не о той, которую уже вели на море и в воздухе немцы и англичане, не о сражениях в Сирии и Ливии, не о боях в Северном и Восточном Китае.

Книга; оставленная на подоконнике, говорила о будущей войне, о войне, которая уже вплотную подступила к нашим рубежам. Книга как книга. Но у автора получалось так, что, напав на нас, противник сразу же ослабеет и не составит труда одолеть его. Один удар - и все.

Верить в это было заманчиво. Но не верилось.