Капка   ::   Рыжаков Варлаам Степанович

А мама ничего, не обижается, прижмет их к себе, они и рады - улыбаются.

После ужина мы ложились спать, а мама сидела и что-нибудь штопала или шила. Она бережливая. Зря ничего не выбросит. Мои старенькие, коротенькие платья перешивала на Нюрку. Из Нюркиных платьишек шила Сергуньке с Мишкой рубашки. Шила и тихо напевала. И мы под ее ласковый голос быстро засыпали.

Проснешься - в печи дрова потрескивают. Мама картошку чистит. Картошка хрустит под ножом. Утро.

И когда только мама спала? Может, взрослые совсем не спят?

Колька говорит, что его мать тоже встает с петухами, а ложится за полночь.

Колька помогает ей по дому, за скотиной убирает, воду носит. Он сильный.

Вот только заболел он. Ангина. Сколько раз я ему говорила:

- Не ешь, Колька, снег.

А он не слушался, смеялся. Вспотеет, зачерпнет из синего сугроба целые пригоршни - и в рот.

Скучно без него в школе. Сядешь за парту - и поговорить не с кем.

И никто про задачки не спрашивает. И подсказывать некому. И никто рядом носом не шмыгает.

Платок у Кольки был, я знаю, голубенький с рисунком. Но Колька берег его и никогда не вынимал из кармана.

На уроке, когда контрольная, тишь в классе - в ушах звенит. Пошелохнуться боязно. Колька шмыгнет носом, вспугнет тишину, и класс сразу оживет, зашевелится.

Тоскливо без Кольки.

И чернила в его чернильнице высохли. И санки его возле дома у крыльца запорошило снегом.

Шурка с Сенькой каждый день ходили к Кольке, а я стеснялась. С мальчишками и я бы пошла, но они меня не брали. Не любили они меня. Сенька еще ничего, а Шурка... Встретит меня на улице и сразу кулаки сжимает.

Это он за то, что я отличница.

Обидно ему. Учился он плохо. Мать порола его и все мной упрекала.

- Оболтус, - ругала Шурку мать, - вымахал верзила, а ума что у телка! Погляди на Капку - соломинкой перешибешь, а голова - стеклышко светлое. На семерых на вас, дураков, хватит.

Шурка молчал. Он вообще был неразговорчивый.

- Как бык упрямый, - жаловалась на Шурку мать. - Весь в деда. Слезу не выколотишь.

Что верно, то верно. Слез от Шурки не дождешься.

Как-то осенью я сидела на завалинке, грызла семечки. Сторожила Сергуньку. Он рядом в песке играл. Колька с Шуркой около веялки вертелись. Она была прицеплена к трактору. Колькин отец вез ее в поле и заехал пообедать.

Сбоку у веялки зубчатые колесики и большущая ручка.

Колька ручку крутил. Шурка любовался зубчатыми колесиками. Крутятся они, бегут одно по другому, цепляются и бегут. Мягко так, плавно. Бегут и бегут. Веялка решетами стучит. Забавно.

Глядел Шурка, глядел и решил нарушить это слаженное движение. Взял и сунул палец между колесиками.

Хрустнул палец. Остановилась веялка. Колька в обморок упал. У меня в груди захолонуло. А Шурка хоть бы вскрикнул. Глаза вытаращил, посерел весь, зажал палец в кулак другой руки - и в больницу. И ведь не заплакал. Будто каменный. Такому все нипочем. Он ведь тоже ел снег, побольше Колькиного ел, и ничего. А Колька заболел.

Я набралась храбрости и пошла к Кольке. Одна пошла. Это мне наша учительница, Зоя Павловна, велела. Сама-то я бы не осмелилась. Мальчишки дразнить бы стали. А раз Зоя Павловна сказала - они не дразнятся.

Колька лежал как пласт. Руки раскинул. Губы потрескались. Глаза серьезные-серьезные, умные-умные. Глядит на меня и молчит. Я не выдержала и заплакала.

Я принесла ему два оладышка, масляных, горячих. Мама только что испекла. И конфетку в обертке, которую еще от праздника берегла. И все съела сама: Колька отказался. От конфетки отказался... Очень болел Колька.

Я до вечера сидела, но Колька так и не вымолвил ни словечка. Я ему сказки читала. Веселые сказки, а самой хотелось плакать.

Ночью мне приснилось, что Колька умер. Я плакала навзрыд, и мама меня разбудила.