Командир атакует первым   ::   Шевчук Василий Михайлович

Это зависело от меня, от Виктора Головко, от Степана Карнача, от его ведомого, Александра Лашина. Мы сделаем все возможное и невозможное, чтобы они вернулись. Пусть нас всего две пары.

В наушниках шлемофона хрипловатый, искаженный несовершенством радиостанции (из-за чего, кстати, многие летчики и не принимали ее всерьез) голос ведомого, Виктора Головко:

- Командир, что-то с мотором. Температура... Похоже, вода кипит.

Кипит вода. Это значит: двигатель не охлаждается. Несколько минут - и мотор заклинит. Самолет беспомощен. Останется только одно - искать площадку для вынужденной посадки или прыгать с парашютом. А внизу вражеская территория.

Опередив меня, ответил Карнач:

- Иди домой. Скорость держи... И высоту... Лишнего не теряй, - напомнил он моему ведомому.

Самолет Головко накренился вправо и остался где-то позади.

Небо пока чистое, безоблачное, хотя обычно после полудня оно покрывается белыми барашками облаков. А вон и Феодосия. Кое-где дым, огонь пожаров. Досталось городу. Немцы его брали, наши отступали, потом наши брали, немцы жгли... И снова враг ходит по улицам Феодосии...

Вблизи по-прежнему ни одного самолета. Лишь далеко слева идет группа. Но это наши бомберы. Снова, наверное, на Чонгарский мост пошли. В прошлый раз они отбомбились плохо. Я, во всяком случае, ни одного разрыва близко к мосту не видел. Может, сейчас повезет больше? Тоже бедолаги: на этот раз идут без сопровождения истребителей. Тяжело нам от этого, больно. Так бы вот и разорвался, сел на два, на три самолета, чтобы всем легче было - и штурмовикам, и бомбардировщикам, а главное тем, ради кого мы все летаем, пехотинцам. Достается им... Мы хоть по ночам спим, можно сказать, спокойно, хотя тоже бомбят часто. А они? Ни днем, ни ночью, сутками, неделями не вылезают из окопов, траншей. А если и поднимаются, то только врукопашную, вперед, в атаку или контратаку... Правда, гибнут все одинаково: и летчики, и пехотинцы, и танкисты - все. Одинаково уходят от нас товарищи, сделав, как должно, свое святое дело. Остальное вершить нам и тем, кто останется после нас.

Нашему полку повезло: он один из немногих, который летает на новых машинах. А сколько ребят от Черного моря до Белого воюют еще на "ишаках", на "чайках"! Хорошие в свое время самолеты были. На Халхин-Голе, например, отлично били японцев... Но с "фоккерами" и "мессершмиттами" трудно. Ох как трудно! Вот если бы все наши полки летали на "яках", "мигах", "лавочкиных"!.. Перед самой войной появились эти замечательные истребители. Но перевооружить ими истребительную авиацию не успели. Да, пока неравный бой получается.

Головко, наверное, уже подходит к аэродрому. Не дотянет - где-нибудь сядет на вынужденную. Теперь уже над своей территорией. Плохо без ведомого. Но ничего. Нас трое. А тем более со Степаном - не пропадем. Да и в воздухе пока чисто. Может, и обойдется, как в первых трех вылетах.

- Командир, перерасход бензина, - это уже голос ведомого Карнача.

Степан бросил резко, даже грубо:

- Что там еще?!

Вот уж поистине - одна беда не приходит.

А Степан совсем зло:

- Иди к черту! Домой, говорю, иди!

Медленно проплыл назад мимо левой плоскости еще один наш ведомый. Остаемся вдвоем. А штурмовики упорно летят вперед, к цели. Я глянул в сторону Степана, он - в мою. Поняли друг друга без слов: "Сопровождаем дальше". Да и не могло быть иначе. Даже мысль бросить штурмовики преступна!

Добавляю оборотов мотору, ручку и педаль подаю чуть влево - подхожу к командиру эскадрильи на дистанцию и интервал ведомого.

Что греха таить, мучает беспокойство: пара - это не две пары. И тут же успокаиваю себя: "А может, обойдется? Может, не хотят они сегодня воевать?"

Не обошлось. Когда штурмовики были почти над целью, на северо-западе я увидел тонкие, хищные силуэты "мессеров".