Коммунисты уходят в подполье (Подпольный обком действует - 1)   ::   Федоров Алексей Федорович

Их прикрывал брезент. Маленький мохнатый коняка тащил повозку по узкой лесной дороге, тащил не спеша и все время шевелил ушами, будто прислушиваясь к разговорам. А мы говорили без устали, говорили, захлебываясь, часто и весело смеялись, своими голосами будили птиц. Галки поднимались, недовольно кричали, ругали, верно, этих не в меру, совсем не по-лесному, шумных людей.

Из-за кустов и деревьев выходили строгие люди с автоматами, но как только узнавали, кто едет, кидались пожимать руки и норовили наспех что-то рассказать. Они ведь тоже из Чернигова.

- А помните, товарищ Федоров, как вы тогда в театре перед нашим выходом в лес давали напутствие?

- Помню, конечно же, помню.

- И один вас спросил, как быть с язвой желудка? Вы тогда сказали: "Оставьте язву здесь, а сами идите воевать"! Это я был, - рассказывает часовой заставы, - и вот воюю, язвы не чувствую...

Потом другая застава, и другой часовой спрашивает:

- Навсегда к нам, товарищ Федоров?

- До победы!

- Я с музыкальной фабрики, столяр, помните?

- Помню!

Только светало, когда повозка остановилась на лужайке, рядом с легковой машиной. Под густыми низкими ветвями елей видны холмики - крыши землянок. Возле одной из них возился с ящиком толстый маленький человек. Он поднял лицо, стал вглядываться.

- Капранов! - кричу я. - Василий Логвинович! Что ж, своих не признаешь?

Он кубарем подкатился к нам, взволнованно говоря:

- Вот, черти, что ж не предупредили. Я бы самовар, я бы закусочку приготовил... Дома мы тут, совсем дома, привыкли... А вот в той землянке Николай Никитич и комиссар там. Спят. Ну, да правильно, будите их!

Мы наклонили головы, вошли в землянку.

- Долго, долго спите!

Попудренко не сразу и узнал. А узнав, даже прослезился на радостях. Мы с ним, конечно, расцеловались. А потом поднялись все. Нас, прибывших, разглядывали, оценивали наши костюмы и бороды, хлопали, жали руки, обнимали. Подвели нас к большому столу. И вокруг стола собрались все черниговцы, горожане; знакомые лица, дружеские улыбки...

Над большим котлом стоит столб пара. Все тянутся туда, вытаскивают по картофелине. Василий Логвинович разлил по кружкам спирт.

- Скажите что-нибудь, Алексей Федорович!

Я был очень взволнован.

- Ну что ж, товарищи, - сказал я, подняв железную кружку. - Мы живы, и это уже хорошо! Ни вы меня, ни я вас не подвели и не обманули. Договорились встретиться в лесу - выполнили! Тут, пока я к вам пробирался, болтали мне, что вы разбежались. Я не верил. Говорили и вам, наверное, обо мне всякую ерунду. Но за эти два месяца мы подросли, кое-чему научились, на мякине нас немцы и всякая сволочь не проведут! Вы здесь учились, я - в пути. А теперь давайте как следует воевать. Воевать вместе с другими отрядами, вместе со всем украинским народом, вместе с Красной Армией!

Землянка была битком набита, и вокруг, на поляне, тоже стоял народ; все, кто мог, прибежали сюда. Мы с Николаем Никитичем вышли на поляну. Сам собой организовался митинг.