Конструктор С. И. Мосин   ::   Чуднов Гавриил

В ту пору крестьянин, забритый в солдаты, считался как бы заранее приговоренным к смерти. Потому плакала и причитала мать Игната Мосина, провожая ненаглядного из подмосковной деревни на цареву службу. Но не таковский был человек Игнат, чтобы пропасть ни за понюх табаку. Пережил он узкокуцый прусский мундирчик, наловчился по-уставному маршировать гусиным шагом, в струнку оттягивая носок и подымая ногу вровень с поясом, сохранил волосы на голове, хоть и мазал их в полном соответствии с гатчинскими правилами густым мучным клейстером для лучшего вида и красоты. Сообразительный и памятливый, он легко заучивал параграфы наставлений, быстро и ловко исполнял поручения и избежал самого страшного наказания — шпицрутенов [1] , отправивших на тот свет не одну тысячу солдат. Больше того, прослужив беспорочно почти десять лет, Игнат Мосин заслужил высшее благорасположение командиров — ему разрешили обзавестись семьей. В 1810 году солдатская чета Мосиных крестила своего первенца, названного исконно русским именем Иван. И кто знает, как бы сложилась жизнь новоявленного россиянина, но грянул 1812 год, ушел со своим полком бить супостата Игнат Мосин и не вернулся в родные пределы, сложил голову за честь матушки-России, оставив ей в наследство безутешную вдову и малолетнего сына.

После Отечественной войны верховной властью в армии и вершителем ее судеб стал любимец царя генерал Аракчеев. По его настоянию русские командиры гвардейских полков были заменены не нюхавшими пороха немцами, потом та же участь постигла боевых командиров полков и дивизий полевой армии. Муштра и шагистика вновь расцвели таким пышным чертополохом, какой и не снился гатчинцам павловского времени. Свист шпицрутенов стал главной музыкой строевого плаца. За несколько лет славная русская армия, освободительница Европы, была задергана, замучена, забита.

Произвол сопровождался безудержным, беспардонным грабежом солдат. Командиры всех рангов, вплоть до ротных, сообразно с чином, воровали деньги служивых, предназначенные на их кормежку и обмундирование. Солдат, доведенных до состояния бессловесной скотины, командиры использовали как своих крепостных на домашних и полевых работах. Много позже либеральный военный министр Д. А. Милютин [2] напишет: «В те времена господствовала в военной службе система террора. Только тот начальник считался исполнительным, надежным, который держал подчиненных в ежовых рукавицах».

Вот в это лихолетье страха, экзекуций, военных по селений и неправедных судов начиналась военная служба Ивана Мосина. Как сын погибшего солдата, Иван воспитывался сначала в Московском военно-сиротском отделении, находившемся в ведении Непременного совета о военных училищах. С 1805 года учеников военно-начальных школ, каковыми являлись сиротские дома, стали называть кантонистами.

Кто они, мальчики-кантонисты? Это крепостные люди, с самого рождения принадлежавшие военному ведомству. Жили мальчишки-кантонисты впроголодь, их нещадно шпыняли дядьки в классах, драли бессердечно не только за малую провинность, но, казалось, даже за самую вероятность провинности. Малолетние, беззащитные, абсолютно бесправные существа, они проходили через жестокое сито палочно-кулачного отбора, и самые выносливые из них должны были в будущем стать бессловесными, надежными слугами престола.

Ежели что и было светлое в отрочестве Ивана Мосина, так это учеба, когда он осваивал азы письма и счета. Те солдатские дети, что учились в кантонистских школах, получали элементарные знания и потом по выходе из них долго еще ломали горб, выслуживая шевроны унтер-офицеров.