Кромвель   ::   Павлова Татьяна

Сохранился рассказ об обезьянке, которая утащила младенца из колыбели, когда он гостил вместе с родителями в Хинчинбруке, и к ужасу всей семьи взобралась с ним на крышу замка.

Но самая знаменитая легенда — это рассказ о встрече четырехлетнего Оливера с трехлетним принцем Карлом, будущим королем Карлом I. Будто во время пребывания Якова в Хинчинбруке весной 1603 года принц Карл и маленький Оливер затеяли веселую игру, а потом подрались, как это часто бывает у мальчиков, и Оливер (о великое предзнаменование!) до крови разбил нос будущему наследнику престола.

Оставим эти легенды на совести их сочинителей. Правдой было то, что Оливер Кромвель родился и воспитывался в скромном, но добротном пуританском доме на окраине городка, затерявшегося среди великой равнины болот. Выходя из дому, он видел широкое низкое небо, почти всегда покрытое облаками, видел шпили четырех городских церквей, в ближайшую из которых, церковь святого Иоанна Крестителя, его водили по воскресеньям.

Хантингдон в самом облике своем имел нечто пуританское. Старые темные дома с островерхими крышами вытянулись вдоль длинной разбитой дороги, уходившей в бескрайнюю, кое-где слегка всхолмленную равнину. Сразу за домами начинались поля и огороды. За околицей пастбища чередовались с лугами и чавкающими торфяниками, среди которых тек полноводный Уз, всегда мутный, с илистым дном. Солнце заходило в тумане, часто шли дожди, болотные тростники шумели под ветром.

Дома отец наставлял его в своей вере. Вечерами семья собиралась у камина, и шестилетний мальчик, сидя на низенькой скамеечке у отцовских колен, слушал поразительные истории и строгие поучения из толстой книги — главной книги в их жизни. Некоторые места особенно врезывались в его память. «Бойся, сын мой, господа и царя, — читал отец. — Даже в мыслях твоих не злословь царя, ибо птица небесная может перенести слово твое, и крылатая — пересказать речь твою». [3] Бога и не менее далекого, сказочного короля следовало бояться: бояться надо было и некоторых людей, злых и алчных. «Есть род, у которого зубы — мечи, и челюсти — ножи, чтобы пожирать бедных на земле и нищих между людьми».

Книга учила заступаться за слабых и смутно кому-то угрожала. Пламя камина завораживало взор, глаза сладко слипались; малыш все теснее приваливался к коленям отца. В ушах звенели, бессознательно запоминаясь, слова: «Открывай уста твои за безгласного и для защиты всех сирот. Открывай уста твои для правосудия и для дела бедного и нищего… Любите справедливость, судьи земли, право мыслите о Господе, и в простоте сердца ищите его…» Голос отца звучал все громче, все напряженнее: «Горе тебе, опустошитель, который не был опустошаем, и грабитель, которого не грабили! Когда кончишь опустошение, будешь опустошен и ты; когда прекратишь грабительства, разграбят и тебя… Ибо Тофет давно уже устроен; он приготовлен и для царя, глубок и широк; в костре его много огня и дров; дуновение господа, как поток серы, зажжет его…»

«Что такое Тофет?» — встрепенувшись, спрашивал мальчик. И узнавал, что было под древним Иерусалимом такое место, куда жители свозили нечистоты и тела умерших, недостойных погребения. Там их сжигали, и пламень тот был подобен огню ада.

Понятно, что после таких чтений мальчик спал плохо, видел тревожные сны. Физически он был крепким ребенком, любил бегать, возиться с сестрами, но характер имел неровный, слезы часто набегали на глаза, впечатлительность была необычайной. По ночам, в сумраке детской ему могла померещиться гигантская фигура, которая, подобно древним пророкам, предрекала ему славу.

По праздникам он гостил с семьей у дяди в Хинчинбруке и видел совсем другую жизнь — пышную, изобильную, беспорядочную.