Лунные дороги   ::   Аринбасарова Наталья Утевлевна

Тогда Наталья таращила их, да так, что ей казалось, что глаза вот-вот выпрыгнут и поскачут по гладкому полу.

Девчушка старательно измышляла для себя самые страшные мучения во спасение мамы: “Что бы еще я могла вытерпеть за маму?”. Наташа изобретала страдания с таким самоотверженным рвением, будто решение — будет жить мама или нет — зависело от него. Самым мучительным испытанием, которое мог измыслить ее маленький мозг, было — нырнуть в сортирную яму.

Шел 51-ый год. Туркмения, Байрам — Али — провинциальный городок, названный в честь двух братьев батыров Байрама и Али. Постоянные эпидемии дизентерии, черной оспы и других не менее прилипчивых болезней. Грязь, жара, нищета способствовали процветанию заразы. Мария Константиновна категорически запрещала детям ходить в общественный сортир. Он походил на грустный скворечник, давно покинутый птицами. Детям не позволялось приближаться к нему ближе, чем на сто метров — это было самое гадкое, страшное, категорически запретное место. И вот именно его в ночных бдениях Наталья избрала для испытания своей дочерней любви.

К счастью, ей не пришлось спасать мать таким самоотверженным способом. Благоговейное послушание воле родителей взяло верх над отвагой бесстрашного сердца. Она не смела подойти к сортиру. Дети продолжали ходить на горшок. “Интересно, сколько же горшков вынесла мама?” — пыталась подсчитать Наталья: “Да, незавидная арифметика!”.

Семья Аринбасаровых из семи человек жила на одну папину зарплату. Продукты и хозяйственное мыло выдавались по карточкам. Мыло использовалось только для купания детей. Мария Константиновна, как величайшей драгоценностью, скользила пахучим кусочком по вертлявым тельцам.

— “А ну-ка, стой спокойно, не вертись! Таня, ты куда полезла! Я кому говорю, не садись голой попой на скамейку?!” — из последних сил выкрикивала Мария Константиновна. Был банный день — первыми мыли девочек, сначала старшую Наташу, потом Танюшку. Мария Константиновна заворачивала свежевымытых детей в простыни и белым кулем несла в дом. Душ находился во дворе.

Наталья полюбила густой запах хозяйственного мыла на всю жизнь. Запах детства! Много позже, когда она ходила беременной и страдала токсикозом, она покупала кусочек хозяйственного мыла и вдыхала его чарующий аромат. Как ни странно, тошнота проходила!

Стирала Мария Константиновна углем от саксаула, преимущественно мужнино обмундирование. У детей одежки было мало — в основном бегали в трусах, сшитых мамой на старенькой ручной машинке “Зингер”. Особенно не нарядишься — пятьдесят два градуса жары, в песке можно яйцо испечь.

— “А почему девчонкам в горошек, а нам в полосочку?” — протестовал Арсен.

— “Потому что, потому оканчивается на у” — исчерпывающе отвечала Мария Константиновна.

— “А... Так бы сразу и сказала” — говорил себе под нос мальчик. “А можно мне хлеба с сахарком?” — значительно громче спрашивал он.

— “Можно, только спроси у ребят, хотят ли они?”.

Ну как можно не хотеть? Это было замечательно вкусно! Кусок черного хлеба побрызгать водичкой, посыпать сахарным песком и бегом на улицу!

Ребята во дворе тут же начинали клянчить: “Дай откусить, дай откусить!”. И кусок хлеба мгновенно исчезал в прожорливых ртах голопузых рябятишек.

Когда Наталье было восемь лет, она впервые увидела туалетное мыло. Земляничное мыло — это же поэзия послевоенных лет! Ядовито-розового цвета, настырно пахнущее. Оно казалось чем-то волшебным! И очень хотелось его съесть.

Папа — Утевле Туремуратович был военным. Его переводили с места на место по всей Азии. Все детство Наташи прошло по воинским частям. Где они только не жили — в конюшнях, которые все еще теплились навозным запахом, в облупленных сараях.