Матрешка   ::   Соловьев Владимир

Но она все рекорды побила, врала, как говорят теперь русские, на голубом глазу - а глаза у нее и вправду голубые - веря в собственные небылицы, которыми пичкала меня все шесть лет совместной жизни. Для меня было это так странно, сталкивался впервые, воспитанный на мормонской традиции согласия слов и реалий. Нет, конечно, мормоны врут тоже, но ложь для них все-таки нарушение морального кодекса, ложь во спасение, в то время как, скажем, для исламской традиции (в отличие от иудео-христианской) ложь - норма: их Пророк лгал почем зря, и в сурах Корана нет различия между правдой и враньем. Слова там скрывают реальность, а не соответствуют ей - вязь, декор, как у них на коврах и в архитектурном декоре. Однажды, не выдержав, обозвал ее мусульманкой и сгоряча сказал, что оправдываю средневековые пытки и испанскую инквизицию, потому что в основе - христианское желание дознаться правды. Любым путем. Да здравствует Торквемада!

Мои слова отскакивали от нее как горох от стенки, я был в тихом отчаянии. Ложь составляла ее сущность, одна выдумка наслаивалась на другую, частичная правда прикидывалась исчерпывающей, даже признание оборачивалось очередным обманом. Все, что она говорила, необходимо было отфильтровывать, чтобы доискаться в конце концов до реальности. В конце концов до меня дошло, что она сама живет в вымышленном мире, ложь для нее защитная реакция и за всем этим нагромождением вранья скрывается: тайна. Я женился на невинной девушке из Сибири, а оказался повенчан с тайной. Уже тогда она напоминала мне матрешку (если только я не вламываюсь со своим новым знанием в прошлое), и я все чаще ловил себя на сильнейшем желании разобрать ее, чтобы добраться до сути, вызнать ее секрет. Теперь-то я знаю, что выход из этого лабиринта (если допустить, что он есть)

только один.

Под утро стало ясно, что наши поиски ни к чему не приведут. Могла стать жертвой прибоя, могла сорваться со скалы, могла и заблудиться, пойдя дальше на юг по большой петле, которая тянется на сотни миль и проложена еще индейцами, а то и свернув в лес - его здесь тысячи акров. Как сквозь землю. Она настолько хорошо ориентировалась в своем мире, что могла уйти от любой погони, скрывшись в природе, а точнее - слившись с ней навсегда. Возвращение в мир, который - в отличие от цивилизации - был ей родным, плоть от плоти, и с которым никогда не порывала. Вот к кому следовало ревновать, а не к явившемуся неведомо откуда братану. А может и впрямь мне повезло повстречать под занавес настоящую русалку, от которой я напрасно требовал, чтобы она была нормальной женщиной, женой, матерью? О Господи, кем она была на самом деле?

Была.

Только бы не проговориться, не спутать глагольные времена! Поди докажи потом, что словесный проговор или интуитивная догадка не есть признание в совершенном преступлении.

Интенсивные поиски длились еще два дня, с никаким результатом, а на третий мы с Танюшей покатили обратно в Нью-Йорк - не хотелось опаздывать к началу занятий, да и что проку в дальнейших поисках? На полпути остановились в Акадии, где было достаточно развлечений, чтобы выбить из бедной танюшиной головки тревогу за исчезнувшую мать.

Кемпграунд стоял на берегу океана - засыпали и просыпались под шум прибоя. Подолгу сидел на берегу тоскуя, пока Танюша резвилась, скача с камня на камень, но однажды поскользнулась и упала. Я подбежал, поднял, вся в слезах. Не от боли - от обиды. Хотела обмануть океан - допрыгивала до форпостного камня и убегала, завидев высокую волну; условие игры, чтоб не замочить ноги, а вымочилась вся, с ног до головы. "Океан выиграл", причитала Танюша. Еле успокоил, доступно объяснив, что в мире игр везение так же обманчиво, как и невезение. "А сколько раз ты выиграла у океана?" Не считала. "В любом случае, счет в твою пользу. Нельзя только выигрывать. Думаешь, океану было не обидно? Вот ты и уступила.