Доктор Смерть   ::   Келлерман Джонатан

Вы хоть представляете, каково в наши дни вскармливать ребенка в этом урбанизированном, зажравшемся стремительном мире, который мы сами создали на свою голову, мать твою? Представляете?

Я промолчал.

—  Задумайтесь: вы проходите через это, кормите ребенка своим телом, просыпаетесь среди ночи, вытираете ему попку, терпите капризы, обиды и приступы плохого настроения, доводите его до половой зрелости, черт побери, и тут появляется кто-то — кому вы верите — и втаптывает всю вашу работу в грязь.

Вскочив из-за стола, она принялась расхаживать по кабинету.

— Я вам не говорю ни слова, черт бы вас побрал, но даже если бы и сказала, вы бы не смогли их повторить. Поверьте, если я вдруг узнаю, что вы проговорились кому-то — вашей жене, кому угодно, — я позабочусь о том, чтобы у вас отобрали лицензию.

Проход стремительным шагом через весь кабинет, затем назад. Снова круги.

— Представьте себе, доктор: вложив свою душу в это человеческое создание, вы доверяете его тому, кого знали всю жизнь. Тому, кому вы не раз оказывали услуги, и что вы просите? Заниматься математикой, просто заниматься, потому что ребенок умный, но числа ему не даются. Только математикой, больше ничем, черт возьми. А потом вы приходите как-то раз и застаете этого человека вместе... вместе с сокровищем, творением ваших рук, и он разбил его вдребезги... рядом с бассейном, с этим проклятым бассейном. А где же учебники? Где же тетради? Лежат в луже на полу, рядом со скомканными мокрыми купальниками. О, вы бы пришли в восторг, правда? И оставили бы это без внимания, верно?

— Это случилось впервые? — спросил я.

— Джоанна утверждала, что да — и Бекки тоже, но обе лгали. Бекки я не могу винить, она сгорала со стыда, — нет, точно могу сказать, это был не первый раз. Потому что это очень многое объясняло. Девочка, делившаяся со мной самым сокровенным, начала заниматься математикой и вдруг замкнулась. Без причины заливалась слезами, убегала из дома, не говоря куда. Опять стала получать плохие оценки — и это несмотря на дополнительные занятия! Алекс, Бекки было всего шестнадцать, а эта стерва ее изнасиловала! Насколько мне известно, это продолжалось не один год.

— После того как вы обо всем узнали, вы говорили с Бекки?

— В этом не было смысла. Ее надо было лечить, а не ругать.

Снова шаги по ковру.

— И не надо обвинительного тона. Я знаю закон. Да, я не сообщила о случившемся так называемым властям. Что бы это дало? Закон это осел, поверьте мне. Я сижу здесь и каждый день слушаю его глупый рев!

— А Боб?

— Боб возненавидел Джоанну, потому что решил, что она отказалась заниматься с Бекки, и именно поэтому та провалилась на математике и не может поступить в хороший колледж. Если бы я рассказала все Бобу, Джоанна умерла бы гораздо быстрее — а мне только этого не хватало: разрушить свою семью.

— Ричарду вы открылись, — заметил я.

— Ричард человек дела.

Перевод этой фразы: Ричард должен был наказать Джоанну. Навсегда отлучив ее от жизни.

— Джоанна тоже была человеком дела, — сказал я. — Как только приговор был вынесен, она сама привела его в исполнение. Медленно убив себя. Презрение Ричарда было составной частью наказания — он отгородился от Джоанны, дав ей понять, что презирает ее. Пригрозив рассказать все детям.

Джоанна насильно откармливала себя словно гуся. Становилась все жирнее и жирнее, в то время как Бекки превратилась в тощий скелет.

Джоанна тоже презирала себя.

Стейси, безосновательно считавшаяся проблемным ребенком, осталась вне круга. Эрик, приехавший к матери, чтобы ухаживать за ней, вероятно, знал больше. Что рассказала ему Джоанна? Едва ли она призналась ему в своем грехе; скорее всего, просто сказала, что совершила поступок, за который Ричард ее не может простить.

— В конце концов, она совершенно правильно поступила, черт бы ее побрал, — с ненавистью прошипела Джуди.