Мое кино   ::   Чухрай Григорий Наумович

Сними усы — и тебя никто не узнает. А я... — С пьяным умилением он продолжает: — Иду по Африке... негр... — Он делает удивленное лицо, изображая удивление и радость негра, увидевшего его. — «Кто вы?» — «Ай эм руссиш режиссер Басов».

На лице воображаемого негра восхищение! Басов бросается на колени, одной своей рукой хватает другую, подносит к губам и начинает неистово целовать.

— Во! — заключает он. — А ты... сними усы — тебя никто не узнает! — И заливается смехом.

— Володя, — говорю я, — тебе надо лечиться. Давай определим тебя в больницу.

— Хорошо, — соглашается он, — лягу! — И прибавляет, — с условием! Пусть впереди идет Лева Сааков (секретарь партийной организации), а сзади идет Сурин (директор «Мосфильма») и играет на трубе... (Сурин в молодости был трубачом.)

У Басова обаятельная улыбка. Он все превращает в шутку. На него нельзя сердиться. Часто даже непонятно: пьян ли он или трезв и просто балагурит, забавляется и забавляет других. Даже в тяжелых ситуациях он оставался таким.

Наташу Володя любил и всегда, даже когда они разошлись, говорил о ней с плохо скрываемой грустью. Но и тут не мог отказать себе в беззлобной остроте.

— Говорят, у нее роман с каким-то немцем... А я не хочу, чтобы мой Володька пел... — Поет на мотив немецкой песни Эрнста Буша, бессвязно произнося немецкие слова «верден», «мусен», «зольден». — Я этого не хочу! Я хочу, чтобы мой сын пел... — Поет сладким голосом: — «Во поле березка стояла...» — И смеется.

Или звонит мне.

— Слыхал? Наташка вышла замуж.

— Слыхал. Ну и что?

— А то, что она сообщает мне по телефону: «Мой муж космический врач». А я не понял, и говорю: «Ну и прекрасно! Будет тебе лицо всякими кремами мазать». А она: «Не косметический, а космический!» — Володя снова смеется, но в смехе слышны грустные нотки.

Пьяные бывают отвратительны. Басов обладал удивительным обаянием, он, как бы сильно ни был пьян, никогда не вызывал отвращения. Его все любили. На съемках он был весел и остроумен, быстро и просто находил контакт с самыми разными людьми и располагал их к себе.

Он первый из всех нас построил себе большую квартиру в центре Москвы, на улице Горького. И хвалился: «Метраж сто метров!» Я не бывал у него. Но Ирина, когда он заболел и лежал один в своей квартире, а я находился в экспедиции, приходила и ухаживала за ним. Ухаживали за ним и Нина Агапова и преданная ему бесконечно его сотрудница по съемочной группе.

Однажды Басов приехал в Горький, где я снимал фильм «Жили-были старик со старухой». Познакомил меня со своей попутчицей. Спросил, так, чтобы она не слышала:

— Красивая? Лучше Наташки?..

«Он еще любит Наташу», — подумал я.

— Не прописывают нас в одном номере, — жалуется Басов. — Пойдем к начальнику милиции, скажешь, что мы муж и жена.

— Не поверит.

— Надень медаль. Лауреату Ленинской премии поверит.

Надеваю пиджак с медалью, идем к начальнику милиции. Там я говорю, что мы давно считаем Басова и его спутницу мужем и женой, но их брак еще не оформлен... Басов уважаемый актер и режиссер... Начальник милиции нехотя подписывает бумагу: «Разрешаю прописать в одном номере». Благодарим. Прощаемся.

— А как насчет ковриков? — вдруг спрашивает Басов.

— Каких ковриков? — не понимает начальник.

— У меня из машины украли коврики...

— В нашем городе украли?

— В Суздале.

— А что вы от меня хотите? — не понимает начальник.

Мне становится стыдно за друга, а он, как ни в чем не бывало, улыбается во весь рот.

— В вашем городе автозавод...

И начальник милиции тоже улыбается.

— Хорошо. Будут вам коврики.

Вечером коврики были в машине.



Савва Вртачек

Он работал в Югославии театральным режиссером. Приехал в Москву осваивать профессию режиссера кино.