Долг   ::   Форсайт Фредерик

Я напряг память в поисках подходящего обращения, но ничего не приходило в голову. Когда священник поравнялся с нами, я окликнул его:

– Отец!

Этого было достаточно. Он остановился и подошел ближе, вопросительно улыбаясь. Я показал на автомобиль. Священник расплылся в улыбке и стал с одобрением кивать, показывая, что машина ему нравится. Что же делать? Как ему втолковать, что я вовсе не самодовольный владелец этого транспортного средства, а незадачливый турист, у которого сломалась машина?

Латынь! – сообразил я. Хоть он и не молод, но что-то из школьной грамматики должен же помнить. А вот как с моими познаниями? Христианские братья не один год вдалбливали в меня церковный язык, но с тех пор разве только во время мессы мне приходилось произносить латинские слова. Однако о поломке двигателя внутреннего сгорания в молитвеннике не говорилось.

Я положил руку на капот и произнес:

– Curras meus fractus est, – что буквально означает: «Моя колесница сломана».

Кажется, это помогло. Лицо священника засветилось пониманием.

– Ah, est fractus currus teus, filius meus? [1] – переспросил он.

– In veritate, pater meus, [2]  – подтвердил я.

Аббат задумался, потом знаками велел ждать его на месте и поспешил к зданию, где, как потом выяснилось, находилось небольшое кафе – средоточие деревенской жизни. Мне почему-то эта мысль не пришла в голову.

Вскоре священник появился в сопровождении верзилы, как все французские крестьяне одетого в синие холщовые штаны и такую же рубашку. Шаркая сандалями на веревочной подошве, тот молча приближался.

Когда они оказались перед нами, аббат, энергично жестикулируя, быстро заговорил по-французски. Он, видимо, убеждал своего прихожанина, что машина не должна стоять здесь всю ночь, загораживая дорогу. Верзила, ничего не ответив, кивнул и направился обратно. Мы со священником остались возле машины. Бернадетта отошла и села молча у обочины дороги на траве.

Совместное ожидание кажется особенно тяжким, когда разговор почему-либо невозможен. Я кивнул священнику и улыбнулся. Он в ответ тоже кивнул и улыбнулся. Еще один кивок, еще улыбка… Наконец, священник нарушил молчание:

– Anglais? [3] – спросил он, показав на меня и на Бернадетту.

Я отрицательно покачал головой. Таков уж удел ирландцев: редко кто не путает их с англичанами.

– Irlandais, [4]  – сказал я, смутно надеясь, что произнес слово правильно.

– Ah, Holladas, [5]  – понял он.

Я снова покачал головой и указал ему на номерной знак машины. Черным по белому там были выведены буквы: IRL. Священник терпеливо улыбнулся мне, будто надоедливому ребенку.

– Irlandais?

Я кивнул и улыбнулся.

– Irlande? [6]

Широко улыбаясь, я усиленно закивал.

– Partie d'Angleterre, [7]  – констатировал аббат.

Я только вздохнул. Ну что тут поделаешь? Настаивать все равно бесполезно – не тот случай. Имело ли смысл разъяснять доброму аббату, что Ирландия отнюдь не является частью Англии, а отец и дядя Бернадетты тоже внесли в это свой вклад?

Но вот из узкого прохода между кирпичными сараями появился старый дребезжащий трактор, возможно, единственный в деревне. Мотор его стучал не лучше, чем у моей колымаги перед тем, как заглохнуть. Однако трактор, пыхтя, одолел разделявшее нас расстояние и замер перед нашим автомобилем.

Одетый в синее, фермер прочной веревкой прикрепил мой автомобиль к буксировочному крюку трактора. Священник жестами попросил нас сесть в машину, и трактор двинулся вперед. Сопровождаемый священником, он завернул за угол, и мы очутились на просторном дворе.

Там стоял еще один кирпичный сарай, уже запертый. В сгущающихся сумерках я различил обшарпанную надпись: «GARAGE». Крестьянин отцепил мой автомобиль и начал сматывать веревку.