На дальнем бомбардировщике (Записки штурмана)   ::   Штепенко Александр Павлович

Через несколько секунд мы тоже забыли свой почти рекордный полёт и все то, что было у каждого из нас до этого дня, до этого часа, когда мы услышали первые слова правительственного сообщения о вероломном нападении Германии на Советский Союз.

Мы решили немедленно лететь в Москву. Усталость как рукой сняло. На метеостанции дана была заявка на полёт по маршруту Игарка - Архангельск.

По синоптической карте погода, если расценивать её по мирному времени, была неважная, ну а с военной точки зрения вполне сносной.

Слово "война" как-то быстро вошло в наше сознание и резко перевернуло взгляды на привычные вещи.

Слегка штормило. Порывистый ветер и большая волна не давали возможности подтянуть самолёт к пристани, поэтому снаряжали его горючим с лодок.

На берегу собралась большая толпа.

Мы прошли сквозь строй расступившихся людей к лодке, доставившей нас к самолёту.

Отданы концы. Запущены моторы. Волны накрывают поплавки, брызги летят через моторы. Полные газы. Гидроплан бежит по волнам, ударяется сильно о гребень большой волны - зубам больно. Ещё удар - и мы низко несёмся над белыми гребнями. Самолёт, похожий на летающую рыбу, уходит на запад.

Появляются облака. Мы пробиваемся вверх и идём над белыми ватными полями.

Где-то внизу, под облаками, проходят залив Хальмер-Седа, самая большая в Европе и в Азии реки Обь и Хайпудырская губа в Баренцевом море. Подходим к устью реки Печоры. Кругом всё такая же белая, ровная вата.

С промежуточного гидроаэродрома в Нарьян-Маре нам сообщили, что для получения разрешения на прилёт в Архангельск следует остановиться в Нарьян-Маре. Делать нечего. Вывожу самолёт за облаками по радиополукомпасу на радиостанцию. Когда стрелка прибора показала, что мы над станцией, прошу лётчиков пробивать облака и спускаться вниз.

Осторожно, явно не доверяя моим расчётам, лётчики снижаются в молочной массе облаков. Высотомер всё ниже и ниже. Высота малая. Лётчики, видно, уже совсем не верят мне. Но вот мы уже под облаками, и под нами большой плес, где на якорях стоят два самолёта. На берегу белеет посадочный сигнал. Водопьянов, улыбнувшись, говорит мне:

- Здорово у тебя получилось - вышли прямо туда, куда надо!

- Ничего не сделаешь - война требует точной работы.

Заходя на посадку, Водопьянов добавляет:

- Вот так бы на Берлин выйти!

- Найдём и Берлин, - отвечаю, укладывая штурманские приборы в сумку.

Получив радиограмму, разрешавшую прилёт в Архангельск, мы быстро собрались.

Облегчённый, с малым количеством горючего, гидроплан легко отрывается от волны.

Позади остаётся Печора и холмистая, изрезанная ручьями, коричневая тундра. Тёмные свинцовые облака прижимают нас низко к тайге. Ветер болтает самолёт. Обходим стороной грозовые облака, спускаемся до самой тайги и снова доворачиваем самолёт на запад. Солнца не видно, оно где-то высоко, за толстыми облаками. Косые полосы ливня преграждают нам путь. Мы проскакиваем между полосами и низко, на бреющем полёте, несёмся над тайгой.

Впереди снова туча с ливнем и градом.

Лететь по прямой нельзя. Верная гибель. Круто отвернув в сторону, обходим подальше опасное место. В самолёте тихо. Лица у всех сосредоточенные. У каждого одна дума - о войне.

Погода плохая, очень плохая. Бывают моменты, когда самолёт вдруг встаёт на крыло, и кажется, что пилот не успеет выровнять машину и мы врежемся в тайгу. А она вот здесь, совсем рядом. И всё-таки мысли не об этом. И не опасность тревожит нас, а нетерпение.

Облака резко стали повышаться.

Мы проскочи грозовой холодный фронт. Низко разворачиваемся над островом, где расположена база нашего гидроаэродрома, и не узнаём его.

На острове, всегда пустынном, необычайное оживление. Всё поле заставлено сухопутными самолётами. Снуют автомашиеы и тягачи. Идёт какое-то строительство, расширяется лётное поле.

Заходим на посадку. По самые винты зарывается наша лодка в волну.