О современном лиризме   ::   Анненский Иннокентий

Жаль только, что по временам символы у Соловьева для чего-то отвердевают в эмблемы:

О не буди гиены подозренья,

Мышей тоски.

Зачем дал себе позабыть этот все понимавший человек, что именно против эмблем-то и направлялась дружин" символистов, тогда еще только дерзкая, и что девизы-то на щитах и возмущали новых поэтов, а девизы ли романтиков или классиков, это уж безразлично:

Encor! quc sans repit lea tristes cheminees

Fument, et que de suie une errante prison

Eteigne dans l'horreur de ses noires trainees

Le soleil se mourant jaunatre a l'horizon!

T. e.

И пусть без устали печальные трубы

Курятся, и пусть вся из сального чада скиталица-тюрьма

Гасит в ужасе своих черных влачений

Солнце в желтоватом умирании на предельной черте

неба...

Одна тонкая извилистая линия, - ни единого утолщения: вот чем зачитывались мы тогда.

Владимир Соловьев не писал пародии на кого-нибудь в отдельности. Да ему было и не до пародий.

Вернее всего, что и жертву-то свою на алтарь дразнящего бога он, мистик, принес лишь во избавление от декадентского яда. Какое дело было ему до отдельных демонов, как их там звали: Брюсов, Мартов , Миропольский {34|, Даров , Бальмонт, Гиппиус или Сологуб. Не то теперь - вся соль наших современных пародий в том-то именно и заключается, чтобы поймать на лету пьеску, где Гиппиус уж слишком Гиппиус, или Кузмину удалось перещеголять самого себя в кузминстве.

Пародии (Измайлова и других) стали скорее стилистическими упражнениями; но часто презатейливые - они тоже пишутся скорее любовно и со смаком, чем ядовито.

Да и что мудреного? Выписанные здесь примеры достаточно показывают, я думаю, что в новой поэзии нет ни наскока, ни даже настоящего вызова. Мы работаем прилежно, мы пишем, издаем, потом переписываем и переиздаем, и снова пишем и издаем. Ни один тост не пропадает у нас для потомства. Одного Ивана Рукавишникова возьмите... Внешняя история нашей поэзии когда-нибудь с ума сведет нового Николая Векклейна . Нет огня, который бы объединял всю эту благородную графоманию. Или, может быть, надо его отыскать? Давайте искать, куда он запрятался. Критику приходится иногда быть и пожарным.

Новая поэзия?.. Шутка сказать... Разберитесь-ка в этом море... нет, какое там море!.. в этом книгохранилище ничем не брезговавшего библиофила... за неделю до распродажи: концы, начала, середки... редкости и лубки, жития и досуги Селадона.

Будет, пожалуй, всего практичнее начать с тех поэтов, которые проделали всю историю нашего символизма. Три имени. Не будем касаться первого, хотя и самого яркого. Я сказал уже о Бальмонте все или почти все, что умел о нем сказать, в другой книге {Книга Отражений, I. СПб., 1906. Изд. бр. Башмаковых, с. 171-214.}.

А главное, Бальмонт - и это, надеюсь, для всех ясно - уже завершил один и очень значительный период своего творчества, а начала второго покуда нет.

Остаются, таким образом, Валерий Брюсов и Федор Сологуб. Ими и займемся. Надо только условиться сначала насчет основных терминов. Символисты? Декаденты?

Прекрасные слова, но оба в применении к новаторам поэзии - сравнительно еще очень недавние, даже во Франции.

В первый раз, как пишет Робер де Суза, поэтов назвал декадентами Поль Бурд в газете "Le Temps" от 6 августа 1885 г. А спустя несколько дней Жан Мореас отпарировал ему в газете же "XIX siecle" {XIX в. (фр.).}, говоря, что если уж так необходима этикетка, то справедливее всего будет назвать новых стихотворцев символистами.

Я не думаю, чтобы после данной исторической справки было целесообразно разграничивать в сфере русской поэзии имена или стихотворения по этим двум менее терминам - как видите, - чем полемическим кличкам. Символист отлично, декадент... сделайте одолжение. Этимологически, конечно, в каждом из наших стихотворцев есть и то, и другое.

Такие серьезные люди и изысканные мастера, как В. Иванов и В. Брюсов, печатают акростихи и вяжут венки из сонетов...