Домой не возвращайся!   ::   Витаков Алексей

Аннотация: Его преследуют. Кто-то жаждет его смерти. Но кто и почему? Единственный друг, который хочет ему помочь, погибает при загадочных обстоятельствах. Он под колпаком. Кольцо сжимается. И тогда он начинает собственное расследование. Сможет ли он один противостоять преступному синдикату, унесшему сотню жизней? Выстоит ли он в борьбе, когда на карту поставлена жизнь близких людей? Надежды почти нет. Но тьма сгущается перед рассветом…

---------------------------------------------

Алексей Витаков

Домой не возвращайся!

ГЛАВА 1

Джучи очень любил смотреть на свое отражение. Свое имя он получил в честь знаменитого предка Джучи-хана, первенца самого Тэмуджина, ставшего потом Чингис-ханом, и его жены Бортэ. Но в московском обиталище, а именно в общежитии известного творческого вуза, несмотря на аспирантский этаж, у Джучи отсутствовало зеркало. Для того, чтобы представить, как выглядел его уважаемый предок, он должен был после захода солнца подойти к оконному стеклу и посмотреться в него. Вот и сейчас потомок древних монгольских воителей, размяв ладонью широченные скулы, подошел к окну и увидел, как сквозь нечеткое отражение его лица идет мелкий неприятный снежок. Лицо, после длительных возлияний, напоминало скорлупу грецкого ореха.

– О, вечное синее небо – пробормотал ошарашенный Джучи. – Стояло лето, а теперь сразу зима. Когда же успела пролететь осень?

Но, бросив взгляд на внушительную батарею бутылок и огромную кучу мусора, понял, что тридцать третьей осени в его жизни не было. Решив окончательно и бесповоротно завязать с употреблением, Джучи причесался, поменял носки, еще раз потер опухшие скулы и волевой походкой вышел в прокуренный и галдящий коридор. А там, в коридоре, бурлила настоящая жизнь. У одного из аспирантов умерла теща. Поминки с элементами славяногорецкой борьбы и песнями под гитару выходили на пик настоящего национального праздника.

– О, духи зла! – покачал головой Джучи. – С меня хватит, больше ни-ни.

Он увидел, что дверь в комнату соседа, поэта Бальзамова, чуть приоткрыта. Джучи постучал, ведь Джучи был очень воспитанным человеком. Сосчитав до трех и не получив ответа, он тихонько толкнул дверь. Из кромешной темноты пахнуло табачной затхлостью.

– Вячеслав, – позвал Джучи, – ты спишь?

Еще раз, сосчитав до трех, ведь Джучи был очень воспитанным человеком, он нащупал выключатель и зажег свет. Увиденное потрясло потомка монгольских завоевателей до самого основания. Дрожащей рукой он выключил свет и бесшумной тенью скользнул в свою комнату.

Эдик Телятьев выпорхнул из кабины лифта на седьмом этаже и необычайно легкой, но деловой походкой направился сквозь изрядно подвыпившую толпу по коридору в направлении своей комнаты. В развевающемся плаще он был похож на летучую мышь. Щегольские усики, крымский загар, в одной руке – банка джин-тоника, в другой – сигарилла с вишневым ароматизатором: ну, чем не преуспевающий журналист. Во взгляде его так и читалось: «О, эта райская свобода. О, этот сладчайший дух общаги. О, это счастливое братство последних восточно-европейских мастеров поэзии и прозы». К коим Эдик себя, безусловно, причислял. Его поприветствовали дружным воплем и предложили выпить, но Эдик отмахнулся, дескать, еще успеется. Проходя мимо комнаты поэта Бальзамова, он толкнул дверь и крикнул в темноту:

– Рота, подъем. Застава в ружье. Индейцы в городе.

Но, не услышав ответа, проследовал дальше. Увидев льющуюся из-под двери комнаты Джучи полоску света, решил заглянуть.

– Джучи, ты Бальзамова видел?

– Да, брат, – последовал ответ – Ты только не пугайся, брат, твой Бальзамов в собаку превратился. Не веришь, пойдем, посмотрим, но сначала выпей, а то инфаркт.