Дождь идет   ::   Сименон Жорж

На то, чтобы переварить все это, мне требовались часы, а то и дни, и, мгновенно забыв про тетю Валери, я вновь погрузился в созерцание дождя, железного карниза и рынка с молочно белевшими, как большущий глаз, часами; но сквозь все это, будто сквозь филигрань, мне более или менее отчетливо представлялись другие картины: чахоточный Альбер с его сидевшим в тюрьме отцом, анархисты, Феррер, рабочие, которые перерезают сухожилия лошадям...

Мне случалось подолгу так забываться, а потом я, вздрогнув, просыпался. На этот раз от моих грез меня оторвал тетин голос. Она сунула руку себе под юбку и извлекла мелочь.

- На!.. Сходи возьми мне журнал, все расхватывают, читают...

Я посмотрел на площадь; вокруг киоска толпились люди, показывая друг другу иллюстрированный журнал. Я бегом спустился вниз.

- Куда ты?-забеспокоилась матушка.

- Купить журнал тете Валери.

Насколько я помню, это был "Пти журналь иллюстре". На цветной обложке фотография остриженного бобриком усатого мужчины с темными глазами. "Анархист Феррер".

А на тыльной стороне другая цветная картинка: какой-то двор, стена, стоящий человек с завязанными глазами и солдаты, вскинувшие ружья. "Казнь Феррера".

Это меня потрясло. Я поднял голову: Альбер смотрел на меня, смешно приплюснув нос к стеклу. Я почувствовал, что он мне завидует; может, тому, что я на улице с непокрытой головой под дождем, а может, тому, что у меня в руках иллюстрированный журнал.

- Одним меньше, и то неплохо! - немного погодя с удовлетворением провозгласила тетя.- Пойди принеси очки. Когда прибудет "Пти паризьен", не забудь мне купить...

Как удавалось это матушке, не представляю. Когда я утром в половине восьмого спускался вниз, полы в лавке и на кухне были вымыты, кофе сварен и стол накрыт. Каким чудом, никогда не теряя из вида прилавка, она ухитрялась все закупать? Когда чистила картошку и ставила варить суп?

И всегда она была опрятна, даже щеголевата, как выражался отец. Да еще каким-то образом успевала прогладить нижнее белье, заштопать мне чулки и даже сшить кое-что из одежды.

- Пойди спроси мать, когда же мы сядем за стол...

Туша тети Валерии приходила в движение; чтобы спуститься по узкой кишке винтовой лестницы, ей требовалось добрых две минуты.

- А где сегодня пропадает твой муж?

- Он уехал в Пор-ан-Бессэн... Вернется поздно...

- Словом, ты его почти не видишь.

- Только вечерами... Что поделаешь, торговля...

Из-за той же торговли я часто пропускал занятия в школе и почти не помню, когда гулял с матушкой, - лавку открывали даже по воскресеньям.

Послеобеденные часы прошли без особых происшествий. Тетя Валери дремала в кресле, в комнате сгущались сумерки. Уборщики, одетые в робы, как моряки, мыли из шлангов рынок, а в три часа прошел фонарщик и зажег газовые фонари.

Сквозь матовые стекла кафе Костара мне не видно было, что делается там внутри. Но я различал движущиеся силуэты, и мне показалось, что в тот день там больше народу, чем обычно. Время от времени дверь распахивалась, и на улицу словно дожидаясь чего-то, выглядывал рабочий. Я понял, в чем дело, когда появился газетчик; человек купил у него целую пачку газет, а немного погодя до меня донеслись крики спорщиков у Костара.

- "Пти паризьен"... - внезапно проснувшись, напомнила тетя Валери. Я помчался за газетой.

- Зажги свет,- приказала она.

- Матушка не велит мне...

Чтобы зажечь газ, надо было взобраться на табуретку.

- Так скажи ей, чтоб сама пришла зажечь.

В лавке были покупатели. Матушка все же пришла, но голова у нее была занята другим. Она даже не взглянула на нас. Прежде всего торговля! Я опять уселся у окна. Перед кафе Костара взад и вперед прогуливался полицейский.

- Читать ты хоть умеешь? - осведомилась тетя.

- Умею...

- Тогда прочти вот это.

- "За-бас-товки-на-Севере-при-ни-ма-ют-у-гро-жа-ю-щий...