Дожить до утра   ::   Романова Галина Владимировна

И все же… И все же это ужасное, козлино-петушиное пение, если издаваемые алкоголиком звуки можно было так назвать, было ничто в сравнении с его злобой и ненавистью, в которых он топил своих соседей, отказавших ему в очередном денежном пособии. Оскалив рот, Володя потоками изрыгал на окружающих потоки брани, раз за разом превосходя самого себя в искусстве сквернословия. Хлипкие двери, за которыми обитатели коммуналки пытались скрыться от Володиного гнева, не могли спасти от его оглушительного рева, поэтому каждый должен был выслушивать постороннее мнение о себе как о личности.

Ксюша поначалу недоумевала по поводу такой покорности со стороны жильцов. Существовали же, в конце концов, соответствующие органы, воспитательные учреждения. О чем она и не преминула однажды заикнуться своей ближайшей соседке, занимающей двенадцатиметровку слева от нее.

— Э-эх, милочка, — качнула седеющими буклями старая женщина. — Пытались… Но после того как вытащили его из петли, решили оставить все как есть. Человек же, не животное…

Сейчас этот самый человек стоял у порога Ксюшиной комнаты и гвоздил кулаком в дверь.

— Ксюха, дай полтинник! — вновь повторил Володя, заинтригованный ее молчанием. — Я знаю — ты дома…

Как он успел отследить ее возвращение, будучи где-то на шабашке, для Ксюши оставалось загадкой. Она свесила ноги с дивана, надернула тапочки и, на ходу взвешивая все «за» и «против», двинулась к двери.

— Ну?! — скрестила она руки перед грудью и угрожающе уставилась на соседа. — Чего орешь?! Чего нужно?!

— А то ты не слышала! — Наглости и бесцеремонности Володи можно было только позавидовать. — Гони полтинник. Со мной послезавтра рассчитаются, так что я верну.

— Да ты что?! — Ксюша насмешливо изогнула бровь, решив все же немного его помучить.

— Ты это… — Сосед облизнул пересохшие губы и оперся трясущейся рукой о притолоку. — Хорош выделываться. Плохо мне…

Повнимательнее присмотревшись к нему, Ксюша поняла, что он не врет. Лицо одутловатое, синюшного оттенка. Губы потрескались. Глаза все в мелкой сетке кровеносных сосудов.

— Да-а-а, — качнула она головой. — Когда-нибудь где-нибудь загнешься, и все…

— А, черт с ним со всем, — повеселев, бесшабашно махнул он рукой, сразу уловив перемену в ее настроении. — Что моя жизнь? За нее копейку никто не даст. Вот ты-то! Вот кто изумляет!..

— Чего?! — Остановившись, едва переступив порог, Ксюша резко развернулась и во все глаза уставилась на разговорившегося вдруг ни с того ни с сего Володю. — С каких это пор моя скромная персона стала тебя интересовать?.

— Уж скажешь — скромная! — осклабился Володя, переступая порог ее комнаты и плотно прикрывая дверь за собой. — Я ведь про тебя почти все знаю. И про то, кем ты была раньше. Не раз случалось в твоем ателье подрабатывать. Только ты тогда была птицей другого полета. Такое быдло, как я, не замечала. И помню, на какой крутой тачке раскатывала. А уж про то, какие мужики вокруг тебя крутились, вообще разговор особый.

Вытащив из ящика комода полсотни, Ксюша сунула ее в протянутую руку Володи и с плохо скрытой злостью процедила:

— А теперь вали отсюда…

— Чего ты? — начал он пятиться к двери. — Чего я тебе плохого-то сказал?

— Я сказала — топай! — не выдержав, рявкнула она. — Разговорился тут!..

Вот тут, конечно, Ксюша дала маху. Ведь знала же, что Володя не любит, когда на него повышают голос, и тем не менее позволила себе грубость, подвигнув его на новые откровения.

— Разговорился, значит?! — змеем зашипел он, машинально пряча деньги в карман замызганных брюк. — По-твоему, со мной уже и поговорить нельзя?! Нечисть я для тебя, так, что ли?!

— Начинается… — обреченно вздохнула Ксюша и рухнула на диван, тут же повернувшись лицом к стене. — Иди, Володя, с богом…

И опять она допустила очередной просчет, поскольку Володя был завзятым атеистом.