Подземелья Лубянки   ::   Хинштейн Александр Евсеевич

Виноградов в своем выступлении сказал: «Тов. Агапкин В. И. подчеркнул, что дисциплина есть установленный порядок для всех членов, следовательно, и для вас, тов. Агапкин. Так почему же мы не начинаем вовремя репетиции?»

Тов. Агапкин свое отношение к служебным обязанностям объясняет тем, что он стал стар и к тому же ему не позволяет здоровье, но такое отношение к своим обязанностям коммуниста тов. Агапкина не способствует укреплению дисциплины, порядка и организованности в оркестре.

Из всего этого следует вывод: необходимо полковнику тов. Агапкину В. И. предложить уйти в отставку или потребовать от него выполнения советских законов о труде и работать так, как положено работать сотрудникам МВД СССР.

Пом. Военного дирижера по политической и строевой части Образцового оркестра МВД СССР



Майор Кудряшов, 24 августа 1953 г.



На этом доносе (именно так охарактеризовал свое письмо и сам автор, недаром начал он его со слова «доношу») стоит грозная резолюция начальника школы: «Проверить. О заключении доложить».

Резолюция наложена в тот же день – 24 августа – и это невольно наводит на мысль, что донос замполита написан был по высочайшему повелению сверху (не всякий-то начальник курса мог за один день попасть на прием к руководителю школы, а тут какой-то помощник военного дирижера.)

Уже через полторы недели школьный кадровик докладывает полковнику Ефимову: так и есть. Все упомянутые в доносе музыканты подтвердили изложенные факты. «Тов. Агапкин мало занимается творческой работой с оркестром, а в отдельных случаях мешал в этом отношении мл. лейтенанту Калачеву, вычеркнув из репертуара оркестра уже отработанные музыкальные произведения (заявление тов. Репина)».

Если велено прицепиться к чему-нибудь, даже в фонарном столбе можно усмотреть криминал. Составление репертуара – это чистая прерогатива дирижера. Но, оказывается, кадрам и политорганам есть дело до всего…

… Нет ничего хуже напраслины. Она способна сразить наповал даже самого сильного, уверенного в себе человека.

Было Агапкину одновременно и обидно, и горько, и очень тоскливо: как будто вымазали всего в дегте, облепили перьями и вытолкнули на сцену. Впервые за много лет он пожалел, что не пьет: сейчас бы напиться, утопить горе в стакане, забыться.

Но это самое простое. Еще проще – громко хлопнуть дверью: не желаете, чтобы я служил, да и на здоровье. Только вне работы он себя не мыслил. Всю жизнь, с самого раннего детства, Агапкин носил погоны, и иной системы координат для него просто не существовало.

И ладно бы, в травле этой принял участие один Кудряшов. На этого обижаться бессмысленно – собака ведь не может не брехать. Обиднее всего, что поддержали Кудряшова те, кого он искренне считал своими учениками, с кем прослужил не один год. И тубист Репин, и кларнетист Лещук – первейший хохмач, сам не раз подтрунивал над непроходимостью замполита, и баритонист Кирьянов. А уж Пушкарев… Он взял его в оркестр сразу по возвращении в Москву. Аристократ, барин, форма всегда выглажена, выбрит, надушен…

Но нет: если уйти сейчас – значит, цели своей эти субчики добились. Это будет слишком легко. Хочется, чтобы посмотрели они ему в глаза.

Рука дрожит. Неровными, старческими буквами шариковой ручкой завода «Металлопластмасс» (толькотолько появились в продаже, последний писк моды!) он выводит поверх листа:



Начальнику Высшей школы МВД СССР

На поступившие к Вам сведения о том, что в мае, июне, июле, августе с. г. я некоторые дни отсутствовал у себя в оркестре, даю следующие разъяснения.