Портреты словами   ::   Ходасевич Валентина Михайловна

А иностранные ученые! Всех и не вспомнить. Когда праздновали семидесятилетие Петра Леонидовича, более трехсот человек приехали на дачу его поздравлять. Много очень было молодежи, восторженно относящейся к Петру Леонидовичу.

Таким образом, судьба меня продолжала награждать радостями, и я через пережитые ужасы прорвалась опять в работы. Их было много, но удачных две: «Гугеноты» в ГАТОБе, режиссер Н. В. Смолич, в 1951 году и в 1954 году «Ломоносов» во МХАТе… но удовлетворения мало.

После трудных и длительных самоуговоров перестать работать в театрах я ушла на пенсию, с многолетним опозданием, и на первых порах мне это показалось счастьем: ни спешки, ни волнений, ни оскорблений, ни скандалов, и… я безумно заскучала без живописи.

Я пробовала вернуться к моей первой профессии, но ничего хорошего не получилось. Засорилось, притупилось за многие годы служения театру живописное видение, и я иногда думала: «Может, все муки в театре прекрасны и нормальны? Ведь терпела же я их более сорока лет. Значит, было ради чего!» И в конце концов я поняла, что главное – это работа в коллективе, постоянное чувство, что ты нужна большому количеству людей и не имеешь права их подвести плохой или выполненной не в сроки работой и что спектакль является результатом усилий коллектива людей разных специальностей, а в конечный этап включается и зритель – он же и судья.

В театрах я почти всегда могла найти общий язык и с авторами, и с рабочими разных цехов, и контакт со зрителями. Ну а вот с дирекциями – не получалось. И все же до сих пор время от времени мне предлагают и уговаривают оформить спектакль в Москве, в Ленинграде, во Фрунзе… Но уже нет для этого сил ни физических, ни моральных.



ПОСЛЕСЛОВИЕ

Начала книгу «за здравие», а кончаю «за упокой». Жизнь наша построена так же – никуда от этого распорядка не денешься…

Книга моя о себе и о тех, с кем жалко было и будет расставаться, – одни ушли – другие останутся, а уйду я.

Я была очень любопытная ко всему, что вне меня, а характер у меня такой, что я не ставила себя во главу угла и была всегда более или менее недовольна собой, а главное – результатами своей работы. Многое в жизни из-за этого «пропустила», особенно благ житейских. Скромность моя, как теперь вижу, была глупостью и вообще не полезна – размагничивает, – ценилась в прошлом, XIX веке. Надо было прежде всего больше верить в себя – художника. А сейчас чувствую себя если не у разбитого корыта, то у корыта с большими трещинами.

Странно, до чего же быстро прошла жизнь! Какие-то периоды, особенно неприятные, длились и мучили, казалось, бесконечно долго. И все хотелось ускорить бег времени. А теперь кажется, что жизнь промелькнула неестественно быстро и многое, даже неприятности, возмущения и страдания, хотелось бы пережить вновь, и думается, что наслаждалась бы вдумчиво и скаредно даже несчастьями, потому что все входит в понятие – жизнь.

Во мне смесь оптимизма с пессимизмом. Я умею дружить с людьми, но не умею «ладить». Я вспыльчивая, но отходчивая. В трудных обстоятельствах выручает юмор.

В искусстве я сделала немало – могла бы гораздо больше и лучше, но, конечно, моим настоящим призванием все же была живопись, особенно в области портрета (возможно, что я перешла бы и к картинам); а живописи я изменила – и не по своему желанию.

И теперь еще внезапно, вопреки разуму, иногда мелькнет: если будет время, напишу портрет такого-то, или такой-то, или таких-то… Много, много лет мечталось написать групповой портрет. Приходится примириться с тем, что на сцене жизни я сыграла не «ту» роль.