А жизнь так коротка   ::   Чейз Джеймс Хэдли

Потухшая сигара всегда торчала в уголке рта и завершала «американский» вид. Но все это никого не обманывало, за исключением самого Муни. В течение сорока лет он напрасно пытался сделать состояние. Он все пробовал: был букмекером, моряком, дирижером, шофером такси, бродячим торговцем, управляющим. Зарабатывал деньги, терял их, снова зарабатывал и снова терял. Ему никогда не удавалось остановиться.

Сейчас был нисходящий период. Три года назад он заработал пятьсот фунтов на футбольных пари и вложил эти деньги в фотостудию, надеясь, что заставив работать кого-то другого, он таким образом обманет свою собственную судьбу.

Он нанял трех молодых людей, Гарри один из них, чтобы снимать людей на улицах, и девушку, Дорис Роджерс, которая занималась проявлением, печатанием и связями с клиентами. Муни сам стоял перед входом в студию, убежденный, что придает ей соответствующий вид. Удивительно, но дело уже существовало три года. Для Муни такой срок был рекордом.

Наступило время подумать о смене поля деятельности и по этому поводу он не строил никаких иллюзий.

Поэтому, когда Гарри попросил у него прибавки на 10 шиллингов, он откинулся в кресле и горько рассмеялся.

– Ты пойми, малыш, – произнес он, взмахивая сигаретой, – это невозможно.

Дела идут настолько плохо, что мне придется закрыть лавочку. Посмотри, например, из того, что ты принес вчера, не более десяти процентов придут за карточками. Это не та работа. Слишком большая конкуренция. И потом, у людей нет денег на фотографии.

Гарри нравился Муни. Он никогда не врал ему. Если Муни говорил, что дела идут плохо и он собирается закрыть студию, то Гарри знал, что это правда, а не просто удачный предлог для отказа в прибавке.

Это была плохая новость. Если Муни прикроет дело, Гарри окажется без работы.

Он пошел обсудить положение с Дорис Роджерс, кругленькой женщиной с черными вьющимися волосами, остреньким носом и улыбкой, за которую все ее любили. Гарри знал о ней не много. Она никогда о себе не говорила. Она была очень трудолюбивой и Муни этим пользовался: платил ей гроши, а работать заставлял много. Она никогда не протестовала, оставалась после работы и, кажется, у нее не было никакой личной жизни вне стен студии.

Гарри она нравилась. Как раз именно с такими женщинами можно дружить, не опасаясь никаких осложнений.

Дорис была в лаборатории. Как только она увидела выражение лица Гарри, то все поняла.

– Он только что жаловался вам на судьбу?

– Еще хуже. Он сказал, что закроет дело, если так будет продолжаться.

Дорис неприязненно хмыкнула.

– Это его вина. Он ничего не делает и даже не пытается сделать что-нибудь новое. – Она переложила карточки в фиксаж. – У вас есть какой-нибудь план, Гарри?

– Ничего определенного. Я могу попросить работу в «Квик-фото», но не уверен, что они возьмут меня. А вы?

Дорис пожала плечами.

– Я, наверняка, найду что-нибудь. А почему вы не расскажете ему о своей идее ночных фотографирований? Я уверена, что это пойдет неплохо и Муни вынужден будет увеличить вам зарплату, если вы будете работать ночью.

– Действительно, я об этом больше не думал. Спасибо, Дорис. Я ему скажу, что буду претендовать на долю с доходов.

– Так и надо.

Когда Гарри снова появился у Муни, тот еще качался в кресле.

– Ну и что? – пробормотал он. – Что еще? Ни на минуту не оставляют в покое в этой лавочке. Вы решительно хотите меня доконать.

– У меня есть идея, мистер Муни. А что если делать фотографии на улице ночью? В этом есть новизна, которая может заинтересовать клиентов.

Он не сразу понял достоинства идеи, но так как она была не его собственная, то, естественно, начал ее ругать.

– Разумеется, это не глупее, чем что-нибудь другое, – согласился он, – но не годится.