Рота, подъем!   ::   Ханин Александр

Но

ТАКАЯ форма…

Позже оказалось, что военком не разбрасывался припиской в десант.

Из двух классов нас было приписано всего двое. По одному человеку из класса.

Жизнь вернулась в свое обычное русло. Военкомат нас больше не тревожил и, только поступив в институт, вставая на учет, я на минуту вспомнил о приписке, о которой тут же забыл.

Институт внес свою лепту. Все мужчины института автоматически являлись дружинниками или оперотрядниками. Явка на дежурства была обязательна, пропустившие два наряда вылетали из ВУЗа, но я в первый месяц столкнулся с оперативником из отдела ОБХСС и согласился помогать отделу. Мы бегали за спекулянтами и валютчиками, стараясь, как комсомольцы. Мы противопоставляли себя спекулянтам, которые толпились на входе в здание института. Импортные шмотки мгновенно исчезали из рук жуликов времен начала перестройки при нашем появлении. Мы казались сами себе большими и взрослыми. Учеба шла кое-как. Часть "хвостов" и не сданных лабораторных работ нам прощали за активную общественную деятельность, кое-что приходилось пересдавать. Два раза в неделю группа задержания тренировала молодых помощников, часть из нас выделилась в отдельную спец. группу при районном ОБХСС. Мы ходили обедать в милицейскую столовку, слушали байки и истории, сидели часами в кабинетах оперативников и очень сдружились. Я отказывался от предложений городского УБХСС перейти к ним, оставаясь верным своим друзьям.

Однажды я пришел домой и на вопрос мамы, где то, что она попросила меня купить, спокойно бросил:

– В дипломате.

Мама полезла в мой дипломат, где мусора было больше, чем учебников и вдруг вскрикнула:

– Что это? Что это такое?

Крик был такой, что отец вскочил с табуретки. Мы вбежали в комнату.

– Что это? – показывая на металлический предмет в виде фляжки, от которого тянулись провода, спросила мама.

– Рация.

– Откуда?

– Выдали… Портативная рация. А что?

– Кто выдал? Где ты ее взял? – волновалась моя аидише-мама.

– В милиции, для спец.оперотряда. Я сдать сегодня не успел, теперь батарейки сядут.

– Отец, – твердо сказал мама, – твой сын хочет быть милиционером.

Он хочет прыгать через голову и стрелять из пистолета.

Почему я обязан был выполнять исключительно эти функции, в мою горячую голову не укладывалось. Для меня работа оперативника заключалась в другом, но спор на тему обучения юриспруденции и возможности работать в ОБХСС, имея только высшее экономическое образование, ни к чему не привел. Юношеский максимализм сложно чем-то оспорить. В диалоге я стоял на своем. Отец махнул рукой, назвав меня идиотом, мама вышла вслед за ним, причитая, что она не понимает, как я могу хотеть быть милиционером. Я не имел большого желания быть оперативником, мне не грезились погоны полковника или дедуктивный метод Шерлока Холмса, мне было интересно, загадочно, авантюрно и чем-то романтично в данный момент на рейдах, рядом с теми, кто ловил нарушителей закона, снимал отпечатки пальцев, допрашивал и доказывал. Состояние адреналина в организме поддерживалось постоянно, но я не придавал значения таким мелочам.

Это не являлось для меня первостепенным. Я был честен и считал, что делаю правильное, нужное дело в борьбе с жуликами.

– Слышь, пацан, – вразвалочку подошел ко мне парень, внешний вид которого не позволявший усомниться в его принадлежности к элите спекулянтов – профессионалов. Эти ребята появляясь каждый день на

"галере" около Гостиного двора, торговали поддельными джинсами, свитерами и другими товарами, мало чем отличающимися от фирменных.

Представители этого рода деятельности носили широкие штаны с глубокими карманами, кроссовки стоимостью, соответствующей моей годовой стипендии, и кепи.

– Давай мирно все решим, – хлопнул спекулянт кепочкой по ладони.