Дважды не живут   ::   Тучков Владимир

Пройдя шагов десять, обернулся и внимательно посмотрел на сына. Потом ушла мама. Стало медленно темнеть.



АППЛЕТ 200. СМЕРТИ БОЛЬШЕ НЕТ

Танцор непрерывно звонил то Следопыту, то Весельчаку. И по одному, и по другому номеру омерзительный женский голос отвечал, что абонент временно недоступен.

Стрелка пыталась хоть что-то выяснить в Сети. Однако и там творилась какая-то чертовщина. На письмо, посланное Весельчаку, пришел ответ почтового автомата:

The following address had permanent fatal errors No such user: [email protected]

Куда-то исчез и сервер Петролеума. Впору было ехать и смотреть, стоит ли банк на месте или же провалился под землю.

Лишь один Дед безмятежно сидел у включенного телевизора, потихоньку потягивая виски, и ждал, когда же на хрен закончится все это телевидение. В свою дискету он верил свято, ни на йоту не сомневаясь, что она сработает самым эффективным образом.

Нина, которая действительно была дивно хороша собой, рассеянно листала журналы. Мыслями она была там, с Весельчаком, который сейчас боролся за ее и свою жизни. За жизни трехсот своих петролеумцев.

Стрелка оторвалась от монитора и посмотрела на нее. И вдруг заметила, что с Ниной происходит что-то странное.

– Танцор, – позвала она, – иди сюда. Смотри.

Танцор с досадой оторвался от мобильника. Перешел в «компьютерную» комнату… И обомлел. Красивое лицо Нины, сохраняя те же самые пропорции, тем не менее разительно переменилось. В нем четко проступали черты, свойственные слабоумным. И тут же его еще более исказила уродливая гримаса.

– Нина, – позвал ее Танцор, – Нина! Ты что?

Нина не слышала, не понимала, не реагировала.

Изменения стремительно нарастали. У Танцора возникло ощущение, что Нина обесцвечивается, теряет резкость очертаний. «Тает!» – наконец-то нашел он нужное слово.

Вскоре ее тело, расставшись с плотью, слегка покачивалось, слегка колебалось сквозняком.

Все было ясно.

– Дед, – зло крикнул Танцор, – бросай на хрен свой телевизор. Давай, вводи в программу данные по Останкинской башне.

– Чего горячку порешь, – нехотя откликнулся Дед, не отрываясь,от экрана. – Щас они ее, заразу, завалят. Щас, не успеют новости закончиться.

– Да ты посмотри, твою мать, посмотри, что получилось!

Дед наконец-то глянул на Нину. И настолько изумился, что чуть не выронил съемную челюсть. Сел за компьютер, зарядил дискету и застучал по кейборду.

Танцор тем временем набил магазин для Калашникова. Сунул под брючный ремень Стечкина. Положил в сумку автомат и гранатомет. Стрелке дал Макарова.

– Ну, готов? – спросил Деда, стоя уже у входной двери.

– Ready! – молодцевато гаркнул Дед, словно здоровенный детина из дебрей Канзаса, которого сержант посылает прыгать с парашютом в топи Меконга. Однако за счет особенностей дикции получилось «Redeye!», что, как известно любому забулдыге от Северной Дакоты до Техаса и от Нью-Йорка до Калифорнии, означает крепкий дешевый виски.

***



Из телецентра вышла съемочная группа. И рысью побежала к служебному «Москвичу». Видимо, что-то где-то только что взорвалось. Или кого-то замочили. И надо было успеть, пока труп был еще тепленьким. Такая работа.

Однако добежать не успели. Путь преградил Танцор с автоматом.

– Так, на хрен! Камеру сюда, суки! Камеру! А то всех на хрен! И микрофон! Живо! И двадцать минут сидеть в машине! Двадцать! Всех, на хрен, замочу!

Бригада с готовностью отдала и камеру, и микрофон. Стрелка сдернула у двоих с груди бэджи и прицепила себе и Танцору. Собрала мобильники и кинула в «Жигули».

Потом Танцор загнал всех в раздолбанный «Москвич». И сказал, что при включении зажигания или при попытке открыть дверь машина взлетит на воздух. «Через двадцать минут вернусь, разминирую!» – крикнул напоследок.