С чего начинаются сборники...   ::   Раткевич Элеонора

Так может быть… может быть, история, которую я так весело взялась продолжить, это… это просто — сцена? Декорации выставлены, эпоха обозначена, роль написана — и я просто-напросто снова выхожу из левой кулисы, чтобы в рамках, установленных не мной, этот мир смог жить еще раз — только теперь уже моим дыханием?

Не знаю, насколько мне это удалось — но, во всяком случае, я старалась. В конце концов, посвящение к «Crataegus sanguinea» было проставлено в день моего рождения — вроде как подарок, верно? А подарок на день рождения — он ведь твой, и с ним можно делать что заблагорассудится — даже продолжение к нему написать?

Так с чего же все начиналось — с подарка на день рождения и разговора в сети? Или еще прежде этого разговора — с моей сумасшедшей… нет, даже не веры — уверенности в том, что Эдмонд, считая свою грядущую вторую смерть последней и окончательной, ошибся. Он так любил эту землю, он отдал ей себя целиком, без изъятия — дважды! — так неужели же эта земля его отпустит? И разве Эдмонд из тех, кто может позволить себе бросить то, что любит? Нет уж — такой, как Эдмонд, из любого рая сбежит, лишь бы помочь и спасти! Ни он Олбарию оставить не может, ни она — его. Какая там окончательная смерть — да получаса не прошло, как он догнал Дженни! В чем-чем, а в этом я была уверена неколебимо.

А может, все началось еще раньше? Гораздо, гораздо раньше…

По правде говоря, в официальной истории Ричарда III Йорка, знакомой большинству из нас по трагедии Шекспира, я усомнилась очень давно — после первого же прочтения этой самой трагедии в возрасте пятнадцати лет. Как замечательно выписан образ Ричарда — этакая квинтэссенция зла! Законченный злодей, который процветает — потому что рядом с ним нет ни одного по-настоящему хорошего человека, и вот великое зло, имя которому Ричард, тянет за те крохотные ростки зла, что можно отыскать в каждом, и у него это отлично получается, ведь он так умен… стоп! УМЕН?!

Противники Ричарда говорили о нем многое — но у всякой клеветы все же есть свой предел. Никто и никогда не посмел назвать Ричарда идиотом. Вот и шекспировский Ричард — человек умный… и что же он делает — несомненно, от большого ума? Сначала объявляет брак своего покойного брата незаконным, а его детей — бастардами, чтобы расчистить себе дорожку к трону. Но на этом троне он чувствует себя несколько неуверенно — и для пущей легализации собирается… нет, ну вы не поверите — жениться на сестре тех самых мальчиков, которых объявил незаконнорожденными! На такой же насквозь незаконной дочери — дочери своего брата! На своей собственной племяннице!

Право же, от удивления трудно в себя прийти. Ну как женитьба на незаконнорожденной принцессе может сделать более легальным пребывание на троне абсолютно законного короля? Не говоря уже о том, что такой брак — это все-таки инцест. Неужто подданные будут в восторге от короля со склонностью к кровосмешению? И легко ли добиться разрешения на подобный брак у папы римского — брак не просто близкородственный, а инцестуозный впрямую, без всяких отговорок? То есть договориться, наверное, можно… это ж какие деньги уплатить придется — представить, и то страшно! Опустошить казну, обвенчаться с незаконной дочерью своего брата, поставив тем самым под сомнение акт о незаконности его брака, а значит, и незаконнорожденности его детей — да практически снова провозгласить их законными наследниками престола! — вызвать возмущение подданных… зачем?! Это , по-вашему, действия человека умного? Воля ваша, но подобную историю невозможно скормить даже пятнадцатилетней школьнице!

А ведь именно это и приписывали реальному Ричарду!

Тут-то и лопнула официальная версия, лопнула с треском. А взамен возникло стойкое убеждение, что во всей этой истории что-то крепко не так — уж очень в ней концы с концами не сходятся. И поэтому, когда в свет вышла «Дочь истины» Джозефины Тей, противостоящая безобразной клевете на погибшего Ричарда, я была вполне готова воспринять информацию о подлинном Ричарде Йорке.

А потом появился «Довод королей».