Слезы на льду   ::   Вайцеховская Елена Сергеевна

* * *



Феномен Тарасовой всегда заключался в том, что своих спортсменов она умела окружать совершенно фантастическими любовью и заботой. И терпеть при этом все их выкрутасы, если это было нужно для достижения цели. Цель-то всегда была максимальной – олимпийская победа. В искусстве побеждать тренеру не было равных во всем мире. Помню, когда Тарасова только взяла к себе Климову и Пономаренко, а я заметила в разговоре с ней, что за короткий срок эти танцоры стали совершенно другими, Татьяна сказала:

– А я и учу другому. В таком возрасте и на такой степени мастерства и надо учиться другому.

За спиной тренера уже в то время шли непрекращающиеся разговоры, что она берет к себе практически готовых чемпионов. Как официант, подающий на всеобщее обозрение блюдо, приготовленное чужими руками. Но если разобраться, именно этот шаг – последний оставшийся до вершины – и есть самое тяжелое, что только может быть в спорте. Не случайно тренеров, сумевших его совершить (и уж тем более – совершить дважды), всегда можно было пересчитать по пальцам.

На тот момент в истории российского фигурного катания таких было всего четверо. Станислав Жук, Тамара Москвина, Чайковская и Тарасова. Им, точно так же как и другим их коллегам, доводилось ошибаться, проигрывать, иногда – терять учеников, но в олимпийских сезонах промахов никогда не случалось даже в мелочах. И что самое главное, все они умели каким-то непостижимым образом выводить своих спортсменов на максимальный пик физической и психологической уверенности именно в тот момент, когда на кону стояла главная олимпийская награда. Золото.

Незадолго до появления Грищук и Платова в группе Тарасовой Чайковская удрученно говорила мне на одном из турниров:

– Мне кажется, танцы зашли в абсолютный тупик.

На чемпионате Европы-1997 в Париже, когда мы снова оказались рядом во время одной из танцевальных тренировок, где Оксана с Евгением шлифовали свой новый произвольный танец, Чайковская ахнула:

– Такого уровня мастерства мне видеть еще не приходилось.

Снова почувствовав себя звездой первой величины, Грищук вдохновенно купалась в славе, не обращая никакого внимания на то, что слава порой принимает скандальные оттенки.

Поклонники ездили за фигуристкой толпами, млея от счастья, если им разрешалось сделать подарок. Один из таких воздыхателей, преподнесший фигуристке после их с Платовым победы на чемпионате мира-1997 в Лозанне костюм от Шанель, был приглашен в ресторан, где Грищук с партнером, тренером, мамой и знакомыми отмечала день рождения.

Когда, сидя за огромным столом, я полушепотом поинтересовалась у Платова именем незнакомого персонажа, Оксана услышала и громко, на весь зал, сказала:

– Вы хотите знать, сплю я с ним или нет? Нет. Он – просто друг. – И рассмеялась, картинно встряхнув белыми – под Мэрилин Монро – волосами.

Впрочем, это была уже не Оксана, а Паша.

* * *



Фантазия олимпийской чемпионки со сменой имени многим казалась дикой. Но ничего непонятного в поступках Грищук на самом деле не было. Живя в Америке, Оксана впервые в жизни почувствовала, что судьба подкинула ей блестящий шанс стать настоящей звездой. Правда, понятие звездности складывалось в сознании одесской девчушки по американским меркам, где лучшая реклама – скандал, а цель жизни – всегда быть в центре внимания журналистов.