Сосна и олива или Неприметные прелести Святой Земли   ::   Шамир Исраэль

Если бы источник девы Марии был чист и убран, как невеста, даже и тогда он не произвел бы должного впечатления. Наблюдатель подсознательно сравнил бы его с сотней фонтанов от Рима до Брюсселя, с речками, с морями, с фонтанчиком для воды, плещущим в отеле – и отвернулся бы. Восприятию мешает и близость Эн-Карема к городу, и общий преуспевающий курортный вид бывшего села, и плакат, призывающий гостей выключить кондиционеры в своих автомашинах (а-а?!), и отсутствие овец, ослов, крестьянок с кувшинами. Источник никак не связан с его теперешними окрестностями, с богатым поселком вилл, случайно оказавшимся на месте бывшей деревни.

Созерцание источников требует подготовки, невозможно быстро подъехать, посмотреть, победить. Подготовка важнее всего, возможно – и самого источника. Я разработал для себя лучший метод подготовки к неприметным прелестям. В одну осеннюю виноградную пятницу я поехал с утра в Хеврон, где этот день выделен не только для проповеди в Харам Ибрагимие – мечети над гробницей Авраама – но и для ярмарки скота. Не то, что ближе нет ярмарки: по пятницам живейшая торговля скотом идет и в Иерусалиме, на северо-западном углу крепостной стены Старого города, на склоне долины Кедрона. Там можно увидеть стада овец, прекрасных коней, ослов и мулов, но цены относительно высоки. Есть ярмарка и в Вифлееме, на выезде из города по старой дороге на Тукуа, но та быстро кончается, и выбор там меньше. Ярмарка Хеврона не испорчена посторонними, нет там ни туристов, ни израильтян, а все больше крепкие крестьяне горных сел, сидящие в округе со времен Калеба бен-Ефуне, бедуины из Иудейской пустыни и горожане-торговцы.

На этой ярмарке, сук-аль-джамаа – (джамаа – это и собрание, и мечеть, и день собрания в мечетях – пятница) – я купил себе превосходную ослицу серой масти с коричневой полосой по хребту, невысокую, но крепкую, как и вся местная порода. Я назвал ее Линдой, сел на нее и поехал домой в Иерусалим. С тех пор, когда выпадал свободный день – а таких дней у меня выпадало много – я садился на Линду и ехал в одно из окрестных сел. По дороге я останавливался у источника напоить животное и напиться самому, а затем приезжал в село, и толковал с крестьянами о погоде и урожае на веранде – палестинской завалинке.

Осел – гениальное животное, лучше всего приспособленное к условиям Нагорья. Тропинки в горах круты – слишком круты для лошадей. Там, где конь сломает ногу, осел легко проходит с седоком и ношей. Кормить и поить осла нетрудно, он не капризен и обходится выжженной травой гор, которую лето превращает в солому уже в июне. В наших полугородских условиях, мы время от времени подкрепляли Линду ящиком дешевых овощей, мешком арбузов или корзиной моркови и помидоров, но ее устраивала и травка – даже то, что сходит за травку палестинским летом.

Характер у Линды был далеко не ангельский – она любила проскакать галопом под низкой веткой дерева в надежде сбросить седока, заехать в колючку, прижать мою ногу к стене или просто остановиться и стоять с настоящим ослиным упорством – все эти приемы были ей не чужды. Несколько раз соседские мальчишки угоняли ее, но мы ее всегда находили – трудно далеко угнать упрямого осла. Через пару месяцев выяснилось, что Линда с приплодом – у ослиц беременность не видна почти до самых родов. Меня одолевали угрызения совести – а я еще лупил ее, когда она упрямилась.

Однажды утром мы проснулись и увидели в саду еще одно существо – крошечного темно-коричневого осленка с длинными ногами, Бамби. Так мы стали солидным семейством о двух ослицах. После родов Линда стала куда менее упрямой, – но и ангелом не стала. Если ей казалось, что Бамби обижают, она пускала в ход и копыта, и зубы. Ее упрямство не мешало мне – скорее, оно помогало замедлить время и превратить экскурсию в путешествие.