Спорт королев   ::   Френсис Дик

«Ранец за спиной, свежеумытое лицо, нехотя он полз, будто улитка, в школу» – эти строчки из детских прописей как нельзя лучше подходили ко мне.

Никогда бы не поверил, что буду добровольно ходить в школу, стараясь ускользнуть пораньше, пока никто меня не заметил, и полмили бежать, оглядываясь, не гонится ли кто за мной. И если вы подумали, что я убегал в школу потому, что дома было еще хуже, то это правда. На ферме есть работа, которую обычно выполняет мальчик, а в тот год я оказался у бабушки единственным мальчиком. Работа заключалась в том, чтобы выметать из-под молотилки пыль. Я ненавидел веник и пыль. Даже школа казалась лучше. Но увы, в те дни, когда мне удавалось ускользнуть незамеченным, кого-то посылали в школу, и меня забирали с уроков и возвращали на мой пост. Молотилка работала примерно неделю, и потом мое отношение к школе вновь становилось нормальным.

На старом верном осле я совершил прощальный, печальный объезд любимых полей, спускавшихся к устью реки, проехал по лесу, меня переполняло детское чувство отчаяния, ведь рушились все основы моей жизни, я понимал, что больше ничего того, что было, не будет.

Но как только я вернулся в дом родителей, к моим пони, я быстро забыл свою печаль и снова вошел в размеренный порядок: охота, показ пони и лошадей и различные уловки, чтобы не ходить в школу.

В двенадцать лет я пропустил целый летний семестр. После Пасхи мама послала меня к зубному врачу на обычную весеннюю проверку, и тот сказал, что мне нужно надеть на зубы скобку. Два передних резца, которые так прекрасно помогли выловить в ведре яблоко и выиграть соревнование, сейчас занимали большую часть лица: два великолепных, белых, больших зуба не умещались во рту и не давали сжать губы. Утром в воскресенье я еще раз сходил к врачу, и он снял мерку для скобки.

А в полдень в школе верховой езды я работал с нервной и очень породистой пони, которую звали Тьюлип. Я делал круг за кругом, пытаясь успокоить и охладить ее, и пришел момент, когда я хотел, чтобы она пошла в одну сторону, а ей хотелось свернуть в противоположную. Темпераментные животные, когда что-то мешает им, иногда в ярости поднимают передние ноги в воздух и стоят только на задних. Так же поступила и Тьюлип. Но, к несчастью, она не удержала равновесия и упала на спину прямо на меня, лука седла врезалась мне в лицо.

Не помню, что случилось потом. Я пришел в себя в больнице, слабый и совершенно неспособный говорить. Двух больших зубов, на которые собирались надеть скобку, больше не было: хирург нашел их где-то позади носа. Верхняя челюсть, небо и нос сломаны в нескольких местах, и вообще вид ужасающий. Но все быстро зажило, и я был еще совсем молодой, так что даже дыра на месте двух резцов постепенно затянулась, другие зубы заполнили свободное пространство.

Но разбитое лицо давало отличный повод долго не ходить в школу, хотя на парадный круг я вернулся, когда еще не мог как следует говорить, едва кожей затянуло раны. Я от души благодарен врачам, которые объяснили маме, что сын еще не так хорошо себя чувствует и потому не может посещать школу в Мейденхеде и что меня надо осенью отправить в тихое, спокойное место. В частной школе, выбранной мамой, не было инспектора, который бы проверял причину моего отсутствия, и там я еще реже появлялся на уроках.

Случай с Тьюлип подарил мне восхитительное приключение. Владелец цирка, великий Бертрам Миллс, узнав, что я все лето могу участвовать в показе пони, не отвлекаясь на занятия в школе, попросил отца позволить мне работать у него. Отец согласился, и я был в восторге.

Бертрам Миллс получал огромное наслаждение, показывая на выставках своих лошадей и пони и видя, как они завоевывают призы.