Странная проза Шломо Вульфа   ::   Сердюченко Валерий

В "Глобусе Израиля" это абсолютный растворитель Артура Айсмана. Артур влачит жалкое существование коммивояжера-коробейника, а к земле в это время приближается астероид, грозящий разнести в клочья не только Израиль, но и весь мир. Надменные главы правительств спохватываются - и Артура начинают разыскивать разведки и контрразведки Востока и Запада, но поздно: великий ученый предпочитает нищете самоубийство.

В "Шаге в сторону" примерно та же коллизия, и такой же невостребованный гений Марк Арензон, изобретатель самодвижущего лазерного монстра под названием "шагайка". Несчастный инженерно-технический Моцарт исчезает в безвестности, не найдя заказчиков ни в Израиле, ни в России, а его изобретением пользуются другие. Заодно мы переносимся в некое иудейское Беловодье, Икарию, страну Муравию, возникшую ex deus maxina на бескрайних пространствах Сибири. Шломо Вульф не щадит читательского внимания. Авторская фантазия не знает границ и временами превращается в фантасмагорию. События развиваются вначале в России, затем в Израиле, снова в России, Чечне, Сибири, Ново-Киеве и в конце концов неизвестно где. Стремление впрячь в одну телегу "еврейский вопрос" и "гиперболоид инженера Гарина" не столько помогает, сколько вредит сюжету, хотя вполне допускаем, что писателем руководило стремление заинтересовать своим пером широкие читательские массы. Он смешивает в едином повествовательном тигле народы, времена, сионистов, патриотов, антисемитов, смотрит на "еврейский вопрос" то из прошлого, то из будущего, потому что реальное израильское "настоящее" вызывает у него лишь отвращение и тоску.

В "Черной кошке" (безусловном фаворите вульфовской прозы) свои сюжетные парадоксы. Действие происходит в России и Израиле, но в какой России и каком Израиле? Предоставим слово автору:

"Мой Арон попадает /.../ в Соединенные Штаты России, на фоне которых современная демократическая Россия - жалкая пародия. А граждане этой благополучной страны - князь Мухин и его юная жена, - в свою очередь приходят в изумление, оказавшись в нашем измерении в непостижимом для них независимом Израиле, по сравнению с которым пародией является Британская Палестина."

Но далее:

"Не исключено, что описанный в книге Израиль тебе понравится еще меньше, чем тот, что ты наблюдаешь наяву. И создастся ложное впечатление, что иного быть не может, так как мы... Поэтому в повести "Шаг в сторону" я позволил себе помечтать о том, какой могла бы быть чисто еврейская страна абсолютно независимая Иудея."

Это - классический прием художественно-философской литературы. Шломо Вульф воспользовался в данном случае опытом нескольких поколений европейской гуманистической мысли. "Город Солнца" Томазо Кампанеллы , "Нью-Лэнарк" Роберта Оуэна, "Социетария" Шарля Фурье, "Четвертый сон Веры Павловны" Чернышевского и "Сон смешного человека" Достоевского - вот ориентиры, сознательно или бессознательно управлявшие (и продолжающие управлять) творческим пером Главного Израильского Утописта. Очевидно, есть и другие; мне из моего прикарпатского угла не видно. Во всяком случае, великую еврейскую мечту представляет сегодня в транснациональном читательском сознании именно проза Шломо Вульфа и так называемый "сайт Берковича" в Сети. Об этом сайте отдельный разговор, и автор сего инициирует его однажды. Не будем отвлекаться от предмета статьи и констатируем еще раз, что Шломо Вульф не знает крайности ни в анафемах, ни в осаннах еврейскому народу. Он любит его, ненавидя, и ненавидит, задыхаясь от сострадания к нему. Такова формула вульфовского послания израильскому (и не только израильскому) urbi et orbi.

В любой, уважающей себя рецензии, положено найтись ложке дегтю.