Двойник мафиозо   ::   Соколов Михаил

Атмосфера больницы, безликая, стеклянно-резиновая помощь врачей, операционная с острым светом и иглами все наложилось в сознании Александра на предшествующие вокзальные события, образуя единый, болезненный и ну ни как не имеющий к нему отношение неясный образ. Дежурный врач - строгая молодая женщина, лет двадцати двух, двадцати трех, видимо, недавно окончившая институт. У неё были очень светлые волосы и очень красные губы. Наверное, не только от помады. А ещё у неё были длинные ноги, и Александр, несмотря на свое состояние, тут же подумал, что под халатиком, по причине жары, может, ничего и нет. Увидев входящего Александра, она сделала шаг вперед и лицо её странно изменилось. Он не мог понять, что выразило её лицо. Все это длилось едва ли не мгновение, после чего девушка справилась с собой и спокойно произнесла: - Вот уж не предполагала... Что она там не предполагала, так и осталось не известным, потому что она ничего больше не добавила. Молча указала куда сесть, быстро осмотрела рану, отвернулась, звякнула дверцей стеклянного шкафика, покопалась внутри, хрустально звеня сосудами, и протянула, наконец, Александру длинный высокий стакан, наполненный доверху. - Пейте, для вас это более действенно, чем укол,. - приказала она равнодушно и уже стояла наготове с иглой, ниткой и, никелированными шипчиками. Александр покорно выпил. Смысл её слов он даже и не пытался понимать. Главное, ему сейчас окажут помощь. Жидкость обожгла рот, внутренность щек, потом мягко и горячо провалилась внутрь, и вскоре уколы, упругий шорох протаскиваемой сквозь живую плоть нитки, недавние бандиты - как-то перестали беспокоить, все стало зыбиться, все стало текуче в нем и вокруг него, поплыло... Однако, внешние, прямо сказать, невероятные проявления мира тревожить не перестали; мысли у Александра упорядочились и, впервые после приезда в Анапу, он смог спокойно обдумать все происшедшее с ним, попытаться найти непонятную, невидимую ещё связь событий. Итак, что общего у него, Александра, со всей этой безобразной чепухой, случившейся с ним? Ничего. И если не брать во внимание Лену - единственную связь его с этим черноморским курортным городом; иной связи быть не могло - море, морские просторы, вся эта ширь, гладь и свобода были Александру чужды своей непредсказуемостью, опасной вольностью, стихийностью, которых он был, конечно же, всю жизнь лишен. Не в прямом смысле, а в том, в каком опутан цепями условности любой московский подросток, больше живущий на просторах собственной мечты, чем в реалиях мира. Кстати, искрящийся солнечный океан, всегда присутствующий на горизонте его воображения, не имел ни малейшего соприкосновения с настоящим морем, к которому он мог всегда добраться и один, и с приятелями - стоило лишь купить билет. Все было тоньше, чище... Кроме того, желание просто сорваться с места, на самом деле улететь на юга, в томную атмосферу запредельного отдыха посещало, конечно, не раз. Но каждый раз, когда обстоятельства завлекали его на вокзал, аэропорт или просто в билетные кассы, мысль о том, что осуществление грезы окажется намного грубее того чистого бирюзового идеала, что с детских лет созревал в нем останавливала. А может все было гораздо проще и почти, правда, двадцатилетний стаж пребывания в этом мире ещё не позволял ему раскрутиться в полной мере: всегда были неотложные дела, всегда давние обязательства, выполнение которых, в общем-то, и помогает человеку найти свое место в постиндустриальном, интернетовско-мобильном обществе. И все равно, временами, остро ощущая свою неуклюжую неприспособленность, Александр жалел себя, чувствовал ужас и страх.

2

РУТИНА ЖИЗНИ И ПРЕДЧУВСТВИЕ ПЕРЕМЕН

Выростила его родная бабка по матери - единственной ниточкой связывавшая его с этой линией родства; мать умерла, когда ему было восемь лет, а других родичей, кроме отцовских, не оставалось.