Так, с неописуемым звуком   ::   Добротворский Сергей

Потому что это уже восприятие чем-то иным, потому что мы видим, грубо говоря, входное отверстие смерти на самой пленке. Нам не просто сказали: Этот человек умер; нам не показали акт смерти, как испокон веку водится в кинематографе, нет, мы просто видим, как человек сидит, а лицо просто исчезло. Мы видим черную дыру на месте этого лица. И мы поняли, что в фильм, в безусловность этого фильма, в осязаемую фактуру этого фильма, вошло некое безусловное осязаемое инобытие. Понимаете, чего он добивается, да? Он пытается добиться инобытия как осязаемости.

Понимая, что его нельзя показать как зрелище, он, будучи кочевником на этой новой территории инобытия, оно никем не расчерчено, оттуда никто не возвращался, он пытается понять его на ощупь. Это пример в общем высокого отношения к экранному высказыванию, это пример того, что называется авторским кинематографом. И при этом в каком-то парадоксальном своем повороте культурологического сюжета это сходится с общим... как бы низовой пластиной... да? Из чего я делаю вывод, что видимо мы действительно сейчас находимся на уровне шага на некую территорию, где нам предстоит некое кочевье. Хотя исходя из собственной мировоззренческой модели я склонен воспринимать то, что я вам говорил да и про Сокурова тоже, не как начало, а как конец. Когда человек слепнет, глохнет, лишается всех возможностей контактов с миром и воспринимает это уже на ощупь. А может быть нет. Может быть, констатируя конец, мы переходим в новую ситуацию, которой я просто не знаю.

Но самым любопытным рассуждением Делеза мне показалось знаете что? Когда он проводит разницу между мигрантом и кочевником.

Часть вторая. Сюжеты-мигранты

Кочевник не то же самое, что мигрант:

Помните, да? - кочевник ходит по неразграфленному листу, оседлый человек движется по маршруту, а мигрант движется между некими точками. То есть с одной стороны существует очевидная разграфленность этого мира, и очевидная его предельность, с другой стороны существует человек, который мигрирует в этих координатах. Скажем, миграция как таковая - это совершенно не отрефлексированная нашей (советской) культурой европейский послевоенный опыт. Когда был даже специальный термин - перемещенное лицо. И скажем один из самых любопытных киноавангардистов, который поднимал американский авангард европейским своим духом, Йонас Мекас, он всю жизнь называет себя перемещенным лицом. Человек, который оторвался от корней, человек, который вынужден мигрировать по миру. Понимаете? И здесь же мерцают очень актуальные для этих десятилетий темы. Потерянного Дома (на уровне мифологемы потерянного рая), Возвращения... мотив вечного возвращения... ко всем этим вещам... И, скажем, все творчество Вима Вендерса - оно именно об этом. О перемещенных лицах. О скитальцах. О мигрантах. О мигрантах внутри крайне обустроенной и вроде абсолютно комфортной для нормальной жизни системы... отсюда такая важная роль личного экстремального опыта, отсюда такая важная роль жизненного эксцесса, прорыва...

(Окончание следует)