Так было   ::   Микоян Анастас

О жертвах сталинизма

Глава 49. Хрущев у власти

Глава 50. Времена Брежнева

Не тот заслуживает внимания, кто подмечает, где споткнулся сильный,

или рассуждает, как человек, совершающий поступки, мог бы

поступить лучше. Честь тому, кто смело устремляется в гущу событий,

чье лицо покрыто пылью, потом и кровью, кто, ошибаясь и проигрывая,

дерзает снова и снова - ибо не бывает свершений без неудач.

Только тот, кто действует, тот, кому знакомы великий энтузиазм и

великая преданность делу, кто не жалеет себя во имя достойной цели,

испытывает в лучшем случае триумф успеха, а в худшем - горечь напрасных

усилий. И он никогда не будет в одном ряду с теми холодными и робкими

душами, что не знают ни побед, ни поражений.

Теодор Рузвельт Жизнь, отданная народу

"Ввести единицу устойчивости - один Микоян", как говорили мои друзья физики, или "пройти путь от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича", как говорят многие, - все это не значило, что Анастас Иванович Микоян бессловесно подчинялся или постоянно бездумно соглашался с Лениным, Сталиным, Хрущевым, Брежневым. Я бы даже начал этот перечень со Степана Шаумяна, лидера революционного Закавказья, первого человека, которым мой отец восторгался и под чьим руководством работал вдохновенно и с полной отдачей, не жалея сил и здоровья, не боясь смерти, но и не теряя собственного достоинства, умея отстаивать свое мнение.

Если попытаться кратко суммировать причины его "непотопляемости" и беспрецедентного политического долгожительства, можно начать с его собственного ответа одному иностранцу: "Коротко говоря, мне просто повезло". Ему действительно всю жизнь везло. Его могли убить на турецком фронте в 1915 г., в Баку в 1918 г., когда во время перестрелки с расстояния 25-35 метров были убиты выстрелами в голову двое из четверых бойцов его отряда, сражавшихся рядом с ним, а он сам был ранен. Смерть обходила его несколько раз при обороне Баку от турецких войск осенью 1918 г. Его могли прикончить эсеры в Красноводске или Ашхабаде после падения Бакинской коммуны в конце 1918 г. Его могли передать деникинской контрразведке в результате двух арестов в Баку и одного в Тифлисе в 1919 г. (и деникинцы непременно бы его расстреляли), если бы не находчивость и настойчивость его друга Георгия Стуруа, находившегося с ним вместе в тюрьме. Те же деникинцы могли перехватить лодку, в которой он добирался до Астрахани в конце 1919 г. Его могли унести кровавые ураганы 1937-38 гг. Его мог убить отчаявшийся солдат, стрелявший в его машину, выезжавшую из Спасских ворот осенью 1941 г. В его кабинет в Кремле или во Внешторге могла попасть немецкая бомба, ибо он никогда при воздушной тревоге не уходил в бомбоубежище. В 1943 г. его вагон стоял на станции Дарница под Киевом, которую регулярно бомбила немецкая авиация. Он мог утонуть во время шторма возле Курильских островов в 1945 г. Он был бы уничтожен Сталиным в 1953 г., если бы тот прожил еще несколько месяцев. Его могли бы убить на улицах Будапешта в 1956 г., когда он велел водителю открытого бронетранспортера провезти его по местам самых ожесточенных боев (пули стучали по бортам машины беспрерывно, сыпались сверху из окон домов). Он мог утонуть в ледяных водах Атлантики в январе 1959 г., когда два из четырех двигателей самолета, летевшего по маршруту Нью-Йорк-Копенгаген, загорелись над океаном. Лайнер чудом дотянул до ближайшей военно-морской базы США, где срочно расчищали от двухметрового слоя снега посадочную полосу. В ноябре 1959 г., после возвращения из Мексики, выяснилось, что еще 20 минут полета и самолет потерпел бы аварию из-за некачественной сборки турбины. В 1963 г. в Кремлевской больнице после небольшой операции ему влили кровь донора, больного гепатитом.