Тостуемый пьет до дна   ::   Данелия Георгий

В Тбилиси мы с Резо Габриадзе показали фильм Дэви Стуруа, секретарю ЦК по идеологии, — Дэви был младшим братом моего приятеля, журналиста Мэлора Стуруа.

Стуруа-младшему фильм понравился, и он сказал, что завтра, после заседания бюро, вместо обещанной французской комедии он покажет Мжаванадзе и членам бюро наш фильм. (О том, что министр наш фильм забраковал, мы Дэви не сказали: для него это было бы «мнение Москвы».)

Назавтра к шести, как было назначено, мы с Резо явились в ЦК. Заседание все не кончалось, и мы с Резо часа три околачивались возле зала и строили предположения, что может им не понравиться. В итоге у нас получилось, что им может не понравиться все.

Мжаванадзе и другие члены бюро появились где-то около девяти. Впереди шли Дэви и русский генерал-полковник (очевидно, командующий Закавказским военным округом), потом Мжаванадзе и второй секретарь (русский), а за ними тянулись человек восемь усталых грузин весьма почтенного возраста. Дэви представил Мжаванадзе Резо и меня. Василий Павлович поздоровался с нами за руку, а мне сказал:

— Мы же с вами знакомы, Георгий, помните?

Я ответил, что, конечно, помню, и предложил перенести просмотр на завтра, потому что они, очевидно, устали после такого долгого заседания.

— Не надо ничего переносить, фильм веселый, смотрится легко, — сказал Дэви.

— Но это не чистая комедия, — предупредил я, — это трагикомедия.

— Это как? Сначала трагедия, а потом комедия? — спросил Василий Павлович.

— Нет, у них наоборот — сначала весело, а потом грустно, — объяснил Дэви. — Но общее впечатление светлое.

И мы начали смотреть картину. Самым активным зрителем оказался генерал. Когда на экране запели песню: «Однажды русский генерал вдоль по Кавказу проезжал, и грузинскую он песню по-мингрельски напевал…», — генерал, который сидел в первом ряду, обернулся, взглянул на нас с Резо и сказал: «Ну, ну…»

«Не надо было эту песню петь», — подумал я.

— Напрасно мы эту песню взяли, — шепнул мне на ухо Резо.

Когда на экране появился парикмахер, которого играл Филиппов, генерал спросил:

— Это актер Сергей Филиппов?

— Да, — ответил я.

— Он у вас грузина играет?

— Да.

— Ну-ну.

«Надо было на эту роль грузинского актера взять», — подумал я.

— Не надо было Филиппова брать, — прошептал мне на ухо Резо.

Когда появилась Настя Вертинская, которая играла Мэри, русский генерал снова спросил:

— У вас и Анастасия Вертинская грузинку играет?

— У Анастасии Александровны мама грузинка, товарищ генерал, — сказал Дэви.

— Ну-ну, — повторил генерал.

Мжаванадзе во время просмотра молчал, только один раз, когда убили офицера — жениха Мери, он повернулся ко мне (Дэви посадил нас с Резо прямо за Мжаванадзе) и спросил:

— А теперь будет трагедия?

— Да, еще двое умрут, Василий Павлович, — виновато ответил я и подумал:

«Действительно, для веселой картины смертей у нас многовато».

Когда на экране, во время тризны, Серго Закариадзе сказал: «Я хочу при жизни знать, что будут говорить обо мне после смерти», — генерал хохотнул, кто-то сзади грустно протянул: «Да-а-а». А Мжаванадзе вздохнул.

«Сталина вспомнили», — подумал я.

— Про Сталина думают, — прошептал Резо.

Фильм закончился, зажегся свет. Все оставались на своих местах и молчали.

— Какие будут мнения? — наконец спросил Мжаванадзе.

— По-моему, неплохой фильм, — твердо сказал Дэви, глядя в упор на генерала.

— Не согласен, — категорически заявил генерал. — Фильм не неплохой, а хороший! И актеры подобраны замечательные, товарищ Стуруа!

Дэви успокоился.

— Я совершенно с вами согласен, товарищ генерал!

— То-то же! — последнее слово генерал оставил за собой.

— Ну что ж, мне кажется, можно поздравить наших гостей с удачной работой, — сказал Мжаванадзе, глядя на второго секретаря.

Тот кивнул.