В бурях нашего века. Записки разведчика-антифашиста   ::   Кегель Герхард

Ее название даже мелькало в заголовках польских, немецких и французских газет, так как именно здесь начиналась первая железная дорога, связывавшая верхнесилезскую промышленную область Польши и очень еще молодой тогда польский порт на Балтийском море Гдыню. Строительство указанной железной дороги, имевшее чрезвычайно большое политическое и экономическое значение, было осуществлено при значительном участии французского капитала. Сегодня эта узловая железнодорожная станция называется просто Щербы – так, по крайней мере, она значится в моем польском автодорожном атласе.

Так обстоит дело с моим действительным местом рождения, Пройсиш-Херби, находившимся в Верхней Силезии и располагавшимся на бывшей германо-российской границе, поблизости от Русских Щербов и монархической Австро-Венгрии. И хотя я не провел там даже полного первого года своей жизни, одно тогдашнее событие, о котором я знал по рассказам, живо сохранилось у меня в памяти – в этом событии я играл пассивную роль. Когда моя мать бывала в приподнятом настроении, она описанием этого события веселила наших родных и знакомых. Чтобы немного разгрузиться от повседневных дел, она иногда прибегала к услугам соседской девочки, которой едва исполнилось пятнадцать лет. За довольно скромное вознаграждение она отправляла с этой девочкой на прогулку лежавшего в коляске младенца. Как-то мать обратила внимание на то, что после таких выездов я вел себя необычно мирно. О причине этого феномена мать догадалась лишь постепенно. Сообразительная девочка прибегала к довольно простому, но, говорят, широко применявшемуся в тогдашней Верхней Силезии средству успокоения строптивых младенцев. Когда мне почему-либо становилось не по себе и я начинал орать, то вместо соски она совала мне в рот маленький полотняный мешочек с сахаром, предварительно обмакнув его в водку. Своей стойкостью в более зрелом возрасте по отношению к крепким спиртным напиткам я, очевидно, обязан и этой столь рано начатой интенсивной тренировке. Однако моя мать сочла ее почему-то совсем нецелесообразной и рассталась со смышленой помощницей.



Военные и первые послевоенные годы в Катовице



Затем моего отца перевели в Катовице, где он получил место в управлении железной дороги и где я в августе 1914 года, через несколько дней после начала первой мировой войны, пошел в первый класс местного реального училища. Известие о начале войны застало моего старшего брата Курта и меня в Бенчене (теперь Збоншинь) недалеко от Позена (теперь это Познань), где мы проводили каникулы у дедушки и бабушки.

Сохранившееся в моей памяти возвращение в Катовице оказалось довольно сложным из-за множества военных составов на железной дороге. И когда мы с опозданием на сутки вернулись домой, отца уже не было. Его призвали сразу же, как только объявили мобилизацию. Три года он провел на различных фронтах, пока его в 1917 году из-за тяжелой малярии не отправили домой с Балканского театра военных действий. Эта малярия еще многие годы давала о себе знать частыми и неприятными приступами.

Мои воспоминания о годах в Катовице тесно связаны с первой мировой войной и послевоенными неурядицами. В первый год войны для нас, первоклашек, было очень увлекательно торчать часами у железнодорожного переезда, наблюдая за состоявшими в основном из товарных вагонов эшелонами, увозившими пушечное мясо на фронт, на империалистическую войну. Многие товарные вагоны с пометкой «8 лошадей или 40 человек» были украшены «патриотическими» лозунгами вроде: «Мы одержим победу над Францией», «Пусть бог накажет Англию» или «Что ни выстрел – то русак, что ни удар штыком – то француз». Мы радостно махали ручонками солдатам. Но когда один из мальчиков в нашем классе рассказал, что все письма его матери к отцу вернулись обратно с пометкой «получатель пал на поле чести», это перестало доставлять нам удовольствие.