В плену   ::   Соколов Борис Николаевич

Мне всегда казалось, что эти люди по призванию и в душе хладнокровные, свирепые и кровожадные палачи. Этот явно был не таким. Во всяком случае, на его лице и во всём облике не было ничего такого, о чём можно было бы сказать словами народной приметы "Бог шельму метит". Скорее всего, вид его говорил о том, что это просто преуспевающий, счастливый и, должно быть, весёлый человек, не лишённый в душе искры добрых чувств и даже известного сочувствия к другому. Может быть, всё это было искусной актёрской игрой, но тогда - игрой талантливой.

Встреча с генералом придала нам бодрости и уверенности в себе. Все мы почувствовали себя свободнее и перестали дичиться. Тотчас же посыпались вопросы:

- Нам говорили, что попадать в плен нельзя ни при каких обстоятельствах, последнюю пулю надо оставлять себе.

И примеры разные приводили. Ответ был неожиданным:

- Вы тому, кто вам говорил, и посоветуйте это с самим собой проделать. А моё мнение такое: самоубийство - всегда трусость.

С противоположного от меня конца строя кто-то заикающимся голосом, торопясь и путая слова, произнёс:

- А вот если кто-нибудь скажет: видно, плохо вас проверяли? Всё равно вы - сукины дети и сволочи.

Генерала, должно быть, несколько задело этакое недоверие к прозорливости его ведомства. Он нахмурился и сделал несколько шагов к говорившему. Затем, резко повернувшись лицом к затаившему дыхание строю, решительно отрубил:

- А вы сами не знаете, что делать? В рожу бейте! - При этом, взявшись левой рукой за пояс и слегка взмахнув кистью правой, добавил:

- Можете на меня сослаться.

Были и ещё вопросы, но генерал, должно быть, счёл, что сказал достаточно, или его стала раздражать наша фамильярность. Вид его изменился и стал в точности таким, как требовала его профессия. Движением руки он закончил аудиенцию и быстро пошёл в штаб. Лагерное начальство беспорядочной толпой бросилось за ним.

Всё же я благодарен этому, так до конца и не понятому мной человеку. Благодарен за то, что он ободрил меня в трудную минуту.

К слову сказать, последнюю рекомендацию генерала мне вскоре пришлось использовать. Где-то в начале 1946 года секретарь партийного комитета завода автоматов товарищ Губанов наедине со мной прошёлся по поводу моей военной биографии. Я вспомнил генерала МВД. Удар вышел хлёстким, почти таким же, как тот, что достался полицаю в Скривери в 1943 году. Товарищ Губанов, хотя тогда, вероятно, был сильнее меня, пустился наутёк и, разумеется, инцидент разглашать не стал. Ему невдомёк, что оплеуха наполовину была генеральской. Может быть, это его утешило бы. Я не люблю обижать людей - после этого меня мучает совесть. За этот инцидент совесть меня не беспокоила.

На следующий день я получил справку "СМЕРШ", проездной билет и на дорогу ломоть хлеба с комком пронзительно красной американской тушёнки и поехал домой. Это и было всё, что я получил за войну. Правда, двенадцать лет спустя мне были даны ордена и медали. Но этим я обязан уже Никите Хрущеву, а как говорится, "дорога ложка к обеду".

Кончилась вторая мировая война. Кончилась она громкой блистательной победой. На горле растоптанной в прах Германии стояла тяжелая нога победителя.

Для всех тех, кто жил позже, а также для тех, кто участвовал в войне или просто жил в то время, но привык ни о чём не задумываться, а во всём полагаться на газетные штампы, всё было ясно. Дескать, была война, кончилась она победой; что же тут непонятного? Иначе и быть не могло. Но не для всех это было так очевидно. Для тех, чью жизнь пересекла война и кто смотрел на происходящее чуть пошире, не всё было так просто.

Примечания

Спорка - это споротый знак различия политсостава Красной Армии. Армейские политработники в 1941 году носили пришитую на рукаве красную звезду.