В степи опаленной   ::   Стрехнин Юрий Федорович

Сколько вас, сразу из школы, от ласковых маминых рук, оказывалось в суровой школе военной службы! Сколько вас рассталось с жизнью, так и не успев по-взрослому начать ее, - из отрочества ушли в небытие. Нет, не в небытие - в бессмертие. Люди остаются жить, пока жива память о них. А ведь не одни матери, если они еще живы сейчас, не перестают думать о вас. Помним вас и мы.

Сейчас в армию идут парни, не имеющие понятия, как это не быть сытым, не знавшие никаких лишений, рослые акселераты - многим из них старшины, когда обмундировывают новое пополнение, не сразу могут подобрать нужный размер. Кое-кому из этих сильных, здоровых парней армейская служба, особенно в первое время, пока не втянутся, кажется невыносимо трудной. Она, наверное, показалась бы такому страдающему парню куда более легкой, если бы он мог представить себя рядом с семнадцатилетним солдатом призыва сорок третьего года - тощим, едва стоящим на ногах после долгих часов занятий, но не позволяющим себе жаловаться на усталость: ведь он - солдат, защитник Родины!

Только подумать: те мальчишки военной поры, кому посчастливилось остаться в живых, - теперь отцы, а то уже и деды теперешних солдат! Пусть же нынешний молодец мысленно поставит себя в один строй с тем, из сорок третьего года, своим ровесником. Да, ровесником! Ведь многие из юных солдат военных годов ровесники тем, которые служат сегодня. Не все, но многие: те, что остались на полях войны. Ведь мертвые, как известно, не стареют...

И снова память возвращает меня к весне сорок третьего в деревню Березовку. Нас здесь было совсем немного, когда мы, в начале апреля, притопали сюда пешком, пройдя раскисшими от весенней распутицы дорогами, по смачно чавкающему под ногами чернозему несколько десятков километров.

Население Березовки, отведенной для расквартирования нашего батальона, мы, придя в нее, увеличили крайне незначительно: в батальоне тогда насчитывалось всего три солдата - повар, сапожник да ездовой. Всех остальных рядовых и сержантов мы оставили на Северо-Западном для пополнения других тамошних частей. А вот командного состава хватало: комбат, замполит, замкомбата, командиры рот - все бывалые фронтовики. В достатке было и командиров взводов пока что без взводов. Этот достаток составляли мы - совсем еще зеленые командиры, фронтовики с нулевым стажем, младшие лейтенанты и лейтенанты, прибывшие на Северо-Западный перед самой отправкой всей дивизии под Орел. Новый, сорок третий год мы встречали еще курсантами Барнаульского пехотного училища.

В первый день нового года репродуктор - черная бумажная тарелка на стене казарменной Ленинской комнаты - возвестил об успехах наступления наших войск под Сталинградом, на Северном Кавказе, на Центральном фронте, и мы прониклись твердой убежденностью: вершится, наконец, перелом в войне! Перелом, которого все ждали так долго. Еще несколько месяцев, еще полгода, может быть, годик - и гитлеровская Германия должна лопнуть под тяжестью своих преступлений - эти, произнесенные с самой высокой трибуны слова, написанные на красном полотнище, протянутом по стене казармы, всегда были перед нашим взором. Но наконец-то начинает лопаться, теперь-то уж скоро лопнет проклятая, пусть не под тяжестью своих преступлений, так под ударами нашей армии. Да успеем ли мы на фронт, глядишь, он к весне докатится до границы - Вперед на запад!

Трудно было нам тогда представить, что впереди еще долгих два с половиной года войны, что и на нашу долю хватит ее предостаточно!

...Ясным морозным днем в последний раз строимся мы на просторном плацу училища. Больше мы уже не вернемся в нашу ротную казарму, обжитую за полгода курсантской жизни.