В тяжкую пору   ::   Попель Николай Кириллович

А месяца через три узнал, что "красотка" стала женой офицера гаубичного полка, стоявшего в Калуше. Теперь я видел ее не только в райкоме, но и в Доме Красной Армии. Она умела одеваться и слыла среди командирских жен, усвоивших лексикон западных областей, "элегантской". На вечерах держалась скромно, но непринужденно" Много танцевала, шутила. Вокруг нее всегда толпились командиры. Молодой муж сиял, вызывая зависть холостяков.

Безоблачная жизнь молодоженов прервалась неожиданно. В июне 1941 года к нам поступило сообщение, что на северной окраине Калуша, в сараях со старым сеном, должны встретиться местные вожаки бандеровцев. Под утро банда была накрыта. Двое погибли при перестрелке. Трое попали в плен. В том числе калушская "красотка". Она представляла на нелегальном сборище бандеровское руководство. Подобная история выглядела бы очень эффектной в детективном романе или на киноэкране. Но в жизни мы ощутили ее, как удар в спину. Связи бандеровцев с германской разведкой в ту пору уже не были секретом. Значит, досье с надписью "8-й механизированный корпус", хранившиеся в штабных сейфах по ту сторону Сана, пополнились новыми данными.

Хорошо запомнились и другие характерные детали того времени. Что ни день, военные самолеты Германии "по ошибке" пролетали над нами. Еще ранней весной к нам в Дрогобыч явились одетые в гражданское платье немцы с мандатами организации по розыску останков и могил германских военнослужащих. И не надо было обладать особой проницательностью, чтобы разглядеть военную выправку этих "штатских гробокопателей" и понять действительные цели их предприятия...

В субботу 21 июня сорок первого года в гарнизонном Доме Красной Армии, как и обычно, состоялся вечер. Приехал из округа красноармейский ансамбль песни и пляски. Я едва успел забежать домой, переодеться. Когда входил в зал, концерт уже начался. Со сцены неслась походная танкистская:

Броня крепка, и танки наши быстры,

И наши люди мужества полны...

Я слушал песню, оглядывая зал, где сидели "наши люди", вспоминая встречи последних дней.

Эти дни мне пришлось провести в одной из дивизий корпуса'. Лишь неделю назад ее танковый парк, состоявший из устаревших машин Т-26, БТ, Т-28, Т-35, пополнился новыми - шестью КВ и десятью Т-34. Со дня на день должно было произойти полное обновление материальной части.

Дивизия переформировывалась. Вместе с заместителем комдива, черноволосым и черноглазым полковым комиссаром Немцовым, человеком немногословным и не склонным к скоропалительным решениям, мы сидели в маленькой комнате, а на столе, рядом с чернильницей в виде танковой башни, лежала стопка "личных дел". В кабинет по очереди входили политработники, перемещавшиеся с одной должности на другую. Были и новички, только что окончившие военно-политическое училище.

Перед нами проходили разные люди.

Бывалые службисты - участники боев за Перекоп и Каховку, политработники среднего поколения, побывавшие недавно в Финляндии и Монголии, привычно и четко отвечали на вопросы. Сохраняя положенную субординацией почтительность, они в то же время оценивающе присматривались к нам. Всем своим видом как бы говорили: "Ну что ж, что ты меня спрашиваешь? Мне тоже интересно, под чьим началом буду служить, и я кое-что пойму по твоим вопросам и репликам. Не впервой".

Молодежи подобные сложности были еще не доступны. Младшие политруки самозабвенно печатали "подход" и "отход", отвечали громко, заученно, смущались, когда их спрашивали о семейном положении. Глядя на такого румяного выпускника, нетрудно было себе представить, с каким трепетом прикалывались на петлицы первые "кубики" и пришивались на рукава алые звездочки политработника.