Весна за Моравой   ::   Гончар Олесь

Однако этот звук заставил старшину вздрогнуть. За первым залпом докатился другой, и батарея смолкла. Гуменный знал, что теперь там осталось тридцать восемь снарядов. Мало!

Через старичка старшина коротко объяснил мадьярам, чего он хочет: он просит, чтобы они помогли поднести снаряды его канонирам на передовую.

Мадьяры некоторое время стояли молча. В своих блестящих сапогах и узких, круглых, как трубы, штанах они напоминали стайку тонконогих журавлей. Покашливали, переминались с ноги на ногу и молчали. Старшина смотрел на них с превосходством военного человека, который облечен чрезвычайными государственными полномочиями.

Снова ударила далекая батарея. Гуменный секунду стоял неподвижно, приложив к уху ладонь трубочкой. Мадьяры тоже прислушивались.

- Швабы, - сказал наконец дедок-"екатеринославец" и погрозил кулаком за реку. - Герман - стерва, вшистко забрал!

Мадьяры дружно загудели, подтверждая, что это действительно так. Однако на предложение старшины никто из них не ответил ни согласием, ни отказом. Колеблясь, они переглядывались между собой, а Гуменный, видя их нерешительность, едва сдерживал закипавшее в нем раздражение.

- Так вы не согласны помочь моим канонирам?

Тогда вперед выступил представительный мадьяр лет под тридцать, с белой шеей и красивой черной бородой. Кацо шепнул старшине, что это местный учитель, "господин профессор", потому что в его квартире все стены заставлены книгами. Мадьяры смотрели на учителя с нескрываемым уважением и, видимо, ждали, что он скажет. А учитель мрачно взглянул за реку, потом обратился к своим односельчанам с короткой и торжественной, как тост, речью, из которой Гуменный понял только два слова: демократия и цивилизация.

"Только и слышишь от них про это, - сердито подумал старшина об учителе, - Меньше бы слов, да больше дела!.."

Но тут учитель повернулся к нему и величественным жестом протянул раскрытый мешок.

- Клади! Мы не хотим, чтобы швабы вернулись из-за Моравы.

Гуменный открыл ящик и положил в мешок учителя снаряды. Вторым подошел старичок-"екатеринославец" и, подмигнув старшине, тоже раскрыл свой "сак".

- Гоп, мои гречаники! - приговаривал он словами когда-то заученной песни. - Гоп-гоп-гоп!..

Наполнив все мешки, Гуменный набил свой ранец и скомандовал:

- Марш!

Переправлялись по три человека в маленькой лодчонке. Гуменный сел первый и взял весло. Какая радость взяться впервые весной за весло, когда река перекатывается под солнцем, полногрудая, свежая, дышащая силой и здоровьем! Голубая река несла маленькую лодку, стремясь отбросить ее по течению вниз, в спокойную тишину берегов, в мягкую оживающую весну, до самого Дуная. А Гуменный греб наперерез, беззвучно раскалывая веслом тонкую голубизну неба, отражавшегося в воде.

Переправившись, он остался ждать на берегу. Морава мягко билась о берег. Деревья дремали под солнцем. Устав за ночь, Гуменный присел на трухлявую сырую корягу, глядя на противоположную сторону, где Кацо управлял посадкой. Берег был высокий, обшитый камнем, на нем стояло село, красивое, не разбитое, мирное. Белые домики радовались весеннему солнцу. Старшина вспоминал землянки на родной земле, вырытые на пожарищах. Там целые села перешли жить под землю. "Настроим когда-нибудь и у нас такие домики, - думал он. - Не бесконечно же будет тянуться эта война. Кончим, вернемся домой. Возьмем в руки топоры, пилы, рубанки. Запахнет свежей стружкой..."

В лодке, приближавшейся к берегу, сидел учитель с трубкой в зубах. Его борода сейчас была уже не так красива, она даже стала как будто меньше.

"Любит цивилизацию, - подумал Гуменный, - так пусть хоть раз намнет свою спину для нее".

Когда все переправились, Гуменный еще раз пересчитал подносчиков, и они двинулись в лес узкой просекой.