Владимир Одоевский и его роман Русские ночи   ::   Маймин Е А

Одоевский пишет: "Из всех искусств наиболее музыка служит проявлением этого невыражаемого, недосягаемого начала, - этой загадки, которой сплочены все организмы. Музыка вводит этот загадочный элемент в речь человеческую, - которая без музыки, вообще без элемента эстетического могла бы только выговаривать: дай мне хлеба, дай мне мяса и пр. Оттого самые незначительные слова в музыке получают смысл, в них материально не находящийся; к мертвому слову прибавляется необходимый для всякого явления элемент невыразимого...". {Одоевский В. Ф. Музыкально-литературное наследие. М., 1956. с. 526 (письме от 11 I 1864).}

Для В. Одоевского в музыке заключено самое высокое и самое положительное знание. Оно имеет дело более, чем какое-либо другое знание, не с внешним, а с внутренним, т. е. истинным "числом вещей". Не удивительно и закономерно, что В. Одоевский в тех местах романа, которые для него особенно значимы, стремится придать своему слову возможно более музыкальный характер и форму. Закономерным представляется и то, что в философском романе В. Одоевского, посвященном проблемам н путям человеческого познания и человеческого счастья, последние его новеллы - "Последний квартет Бетховена", "Импровизатор" и "Себастиян Бах" - прямо повествуют о музыке и музыкантах.

Новеллы о музыкантах находятся в ключевом и решающем месте повествования: перед развязкой, перед финалом. В них заключена идейная кульминация романа. Сюжет романа - решение вопросов об истине и счастье достигает в этих новеллах самого высокого пункта.

"Последний квартет Бетховена" и "Себастиян Бах" из всех рассказов, входящих в состав "Русских ночей", носят наиболее завершенный характер. В них есть своя собственная фабула, напряженная в развитии и законченная, в них заключен особый и цельный художественный мир.

Бетховен и Бах в изображении В. Одоевского - истинные художники и истинно великие люди. Им ведомы радость и мука творчества, трудная радость духовного выражения и преодоления материала. Это и делает их великими. Для Бетховена, например, искусство - это "высокое усилие творца земного, вызывающего на спор силу природы". Вместе с Бетховеном именно так понимает смысл искусства и смысл жизни художника сам В. Одоевский. Там, где нет усилия, нет и творчества, нет и высокого счастья в искусстве. Беда импровизатора из одноименной новеллы В. Одоевского в том и заключается, что ему все дается без труда, что, производя с легкостью и механически, он не испытывает своей духовной силы и не знает, что такое "сладкие муки" и высокая радость созидания. Не испытывает тех мук и тех радостей, которые были так хорошо знакомы и Бетховену и Баху.

Новеллы о Бетховене и Бахе отличаются высокими литературными достоинствами. Уже говорилось о том, как высоко оценил Пушкин новеллу В. Одоевского о Бетховене. Не уступает ей в художественном отношении и новелла о Бахе. Когда В. Одоевский говорит о Бахе, своем любимом музыканте, в самом тоне его повествования чувствуется благоговение. Язык рассказа о Бахе сродни баховской музыке: высоко-старинный, чистый, без аффектаций, спокойно-величественный.

Бетховен и Бах в новеллах, им посвященных, являются героями в наибольшей степени отвечающими идеалу В. Одоевского. Из этого вовсе не следует, что они для него вполне идеальные герои. Таких для В. Одоевского просто не может быть, как не может быть вполне идеального знания и идеальной науки. В изображении В. Одоевского жизнь Бетховена и Баха, высокая в творческих порывах, не свободна была от недостатков и потерь. Главное, что оба героя одинаково - хотя и по разным причинам - не осуществили "всей полноты жизни".

"Полнота жизни", по понятиям В.