Во субботу, день ненастный   ::   Носов Евгений Валентинович

- Будет - не будет самолет? - спросила она вслух у самой себя, ребром ладони запихивая под платок шестимесячные кудряшки.

Ей никто не ответил. По расписанию самолет должен был прилететь в половине девятого, а уже набежало без четверти, и каждый задавал себе такой же вопрос: "Будет - не будет". Гражданин в очках вместо ответа только взглянул на небо. Он нетерпеливо топтался взад-вперед, придерживая обеими руками свой желтый портфель впереди себя у коленок, и, прохаживаясь так, успел натоптать на раскисшей земле хлюпкую пятиметровую дорожку.

Неожиданно под бабкой резко, звонко, пронзительно гаркнул гусь. Все оглянулись. Даже военный высунулся из-под накидки. Он оказался молоденьким лейтенантиком и был, судя по раскрасневшемуся лицу, немного под хмельком, а может быть, разогрелся так от интимной беседы со своей спутницей. Гусь забился в корзине и закричал еще громче. Девчонки переглянулись и прыснули.

- Ну чего ты, чего ты,- засмущалась женщина в васильковом плаще и с виноватой улыбкой посмотрела на корзину. Гусь все вскрикивал просительно и тревожно, тыкал носом в натянутую мешковину, но бабка продолжала недвижно сидеть, широко расставив толстые отечные ноги в глубоких калошах.

- Черт знает что такое,- проворчал гражданин в очках, морщась и косясь на старуху.

- А что я сделаю? - еще больше засмущалась женщина, стоявшая рядом.Накормленный, напоенный...

- На то есть автобус,- сказал гражданин в очках. Он подбежал к окошечку и забарабанил по фанерке согнутым пальцем.- Совсем избаловались...

- Говорила, мама, давай зарежем. Одни только неприятности,- сказала женщина.- Еще и за корзину возьмут, за место посчитают. И люди вот обижаются...

-- Сердит, пока за стол не сел,- сказала бабка.

Гражданин промолчал и еще раз побарабанил в оконце.

- Ну чего здучите? - взъярился наконец молчавший до того диспетчер, появляясь в дверях будки. Щуплый, обиженный, был он одет в выцветший на плечах синий ватник и резиновые сапоги с байковыми отворотами и выглядел по-домашнему. И не брит был тоже по-домашнему. Только гевеэфовская фуражка, фасонисто сдвинутая набок, обозначала его высокое предназначение.

- Здучат и здучат...- с напускной суровостью проворчал он, но, видимо, довольный тем, что может вот так строго говорить с каждым.

- Так ведь уже больше часу ждем,- с простодушной виноватостью отозвалась женщина.

- И я жду,- диспетчер циркнул желтой табачной слюной.- Запаздывает...

Морщась от дождинок, он пошарил глазами по мутному небу, перевел взгляд на шест с обвисшим полосатым конусом, потом достал из кармана большой амбарный замок, повесил его на дверь и, побалтывая ключом на веревке поглядывая на свои сапоги, на то, как они разъезжаются на ослизлой земле, пошлепал к райцентру.

- Куда же вы? - возмутился гражданин.- Как в Конго, ей-богу...

- Все улетите... Сказано,- не оборачиваясь, отозвался диспетчер и вдруг, замахав руками, погнался за мокрой, взъерошенной коровой, которая забрела к самой будке.

- Куды пресси?! Геть - пошла, пропасти на вас нетути!

Корова, оставляя глубокие жирные рытвины на раскисшей земле, отбежала прочь и лопоухо вызрелась на диспетчера.

- Целый день, знай, гоняю...

Диспетчер ушел неизвестно куда и на сколько, растворившись, в мороси. Вскоре, взявшись за руки и над чем-то хохоча, убежали девчата.

Дождь не дождь, но я успел промокнуть в своем легоньком пальто и тоже пошел поискать прибежища, решив, что если появится самолет, то непременно услышу его гул в небе. Да пока он сядет, разгрузится, пока пилоты перекурят - времени будет предостаточно вернуться на аэродром.

2

Я пошел не по натоптанной дороге, которая выводила на улицу окольно, а напрямик, по аэродромной траве, к маячившим впереди деревьям. Несмотря на ненастье, было у меня легкое настроение, должно быть, оттого, что завершил свое дело.